Лекция №26:
"Исповедь зомби", или Беседа с Ларсен

Ларсен:

Если человек, допустим, не живой, то я, вообще, не понимаю, что с ним делать и как с ним можно вообще? Как с ним? Реагируешь только на открытые двери внутри. И если двери не открываются – допустим, спрашиваешь, или он что-то спрашивает, а ты чувствуешь, что двери у него закрыты – тут либо надо что-то спросить такое вообще странное, чтобы…

Клейн:

То есть ошарашить тапочком по носу?

Ларсен:

Ошарашить, да, потому что сразу дверка – “хоп!” – и в неё можно “хоп!” – и пролезть. (смех) Если это хочется сделать. А, как правило, я стою в недоумении и не понимаю.

Клейн:

То есть ты – трааах! – тапком по носу! У него – хоп! – половина лат отвалилась, пока он их подтягивает назад, свои железные штаны, уже можно дернуть. За живое.

Ларсен:

За живое. Вторая логика, мне кажется, позволяет глубже в себя заглянуть. И то, что раньше беспокоило ненужное – перестает беспокоить. А то, что раньше никогда не беспокоило, о чем я никогда раньше не думала, вдруг стало беспокоить.

Клейн:

То есть ты замечаешь какие-то изменения в своем сознании за последние два года?

Ларсен:

Да, я замечаю.

Клейн:

И ты как-то стремишься совершенствовать своё сознание, так? Ну, по крайней мере, стараешься, чтоб что-то стало более понятным или что-то стало более легким. Что-то с твоим сознанием происходит?

Ларсен:

Мне просто это интересно. Мне интересно то, что с ним происходит. И я хочу, чтобы это и дальше происходило, потому что это единственное, что интересно и приятно.

Клейн:

И ты замечаешь, что этот процесс как-то идёт?

Ларсен:

Да.

Клейн:

И чем ты пользуешься, чтобы, например, ускорить этот процесс? Или сделать его более правильным? Что ты используешь?

Ларсен:

Я слушаю своё сердце, и, если у меня возникает вопрос, спрашиваю у людей, которым я верю. И если они мне говорят – я же верю им – я всегда их слушаю. И, как правило, моё слушание происходит не потому, что я поставила их “высоко”, и поэтому что бы они не говорили... а потому что, как правило, их слова совпадают с моим ещё не явным пониманием. То есть они говорят, я говорю: “Да, это так” – потому что у меня внутреннее согласие. А что ещё я делаю? Ну, я лекции читаю…

Клейн:

Лекции читаешь? Какие?

Ларсен:

Да. Твои, например. (смех)

Клейн:

Читаю лекции, да… можно понимать в двух смыслах…

Ларсен:

Я даже не могу сказать, что я не делаю. В последнее время я, вообще, не могу сказать, делаю ли я что-нибудь?

Клейн:

В какой-то момент ты узнала про “границы рассмотрения процессов, явлений”. Наверное, слышала такие слова?

Ларсен:

Да, конечно.

Клейн:

В какой-то момент ты пыталась въехать в это. В какой-то момент ты пыталась с этим экспериментировать и что-то делать. В какой-то момент ты перестала их проводить как нечто, к чему ты должна подключать свой интеллект, что-то там анализировать. Ты прошла какое-то количество стадий. Мало того, когда ты решила перестать их проводить – фиксироваться на этом – это был не шаг назад, а следующий шаг по твоей линии. Я понятно говорю?

Ларсен:

Понятно.

Клейн:

Не могла бы ты описать этот процесс? Сначала, когда ты ничего не знала, потом узнала, потом пыталась проводить, потом что-то делала, потом перешла в ту зону, где ты уже не подключаешь интеллект к проведению, а происходит то, как ты говоришь: “когда находишься в этом – мир становится чище, очищается”.

Ларсен:

Рассказать, как это произошло?

Клейн:

Да, изложи эту историю.

Ларсен:

Когда я приехала в Москву, я поняла, что здесь всё, что мне интересно. Но я была совершенно не готова к этому. Я могу сказать, что все, чего я хотела, мои представления о жизни, мои цели, ценности – они совершенно не совпадали с тем, какие они сейчас. Я была совершенно, мне кажется, таким деревянным человеком – хотя это грубо, конечно. И что происходило? Очень важно общаться с людьми. Просто в каждом человеке…ну, вот, вы чувствуете в нем огонечек живого. И в каждом он какой-то особенный. И, в общем, случалось так, что моя жизнь – она проводила меня по людям, и я считывала, видела в них это живое.

Я помню свой первый опыт, когда я поговорила с человеком не закрыто. Вот я была к нему закрыта, допустим, потому что я по-другому не умела совсем. Я не знала, что можно по-другому. А там было все такое живое, что… Мы шли по улице, и у меня было такое ощущение, что я шар, что я лечу. Ощущение, что я сейчас полечу, потому что это было такое удовольствие. Это первая стадия.

Потом… просто здесь мир людей, который здесь – он сам по себе такой переливчатый и он сам по себе дышит. И если в него попасть, то у тебя нет шансов оставаться прежней. Выбора нет. Просто ничего нет. С тобой ничего не может происходить, кроме как то, что твои оболочки будут растапливаться, как воск. И ты будешь плавиться, пока через тебя не начнет светиться то, что у тебя внутри.

Что нужно делать – здесь у всех по-разному. Я очень долго находилась в состоянии ошарашенности, как парализации. Я не могла понять, чем мне заняться здесь, вообще, что происходит. И мне было не то, что сложно, мне было ватно. Мне было настолько ватно, что у меня не могли подняться ни руки, ни мысли – я, вообще, не могла произвести ни одного действия. Еще я всего боялась. Было очень страшно почему-то. Было очень страшно быть живым.

Клейн:

Если это будет распечатано, заголовок должен быть такой “Исповедь зомби” (смех). “Было очень страшно быть живым…” (смех)

Ларсен:

Ну, да.

Клейн:

Быть живым – кажется, что тут страшного? Страшно – это снять латы, снять щиты.

Ларсен:

Да, я об этом.

Клейн:

Да. Начать проявляться так, как то, что у тебя внутри, в глубинах. А в глубинах – там дай Бог… (смех) Поэтому страшно. Тебе было страшно. Оболочки плавились, плавились. Было ватно, а потом…

Ларсен:

А вот сейчас… Это недавно случилось: у меня нет вопросов, чем мне заняться, что хорошо, что плохо, что интересно, что не интересно. Интересно – всё. Заниматься можно, чем угодно. Плохого вокруг ничего нет.

Егор:

Ура!

Ларсен:

Я ещё что-то хочу сказать. Не могу только понять – что. Ну, ладно. Когда пойму, тогда, наверно, и скажу. Я могу на вопросы ответить.

Учащийся:

В мире всё, что происходит, воспринимается тобой как хорошее, так? У меня, например, не так. Я для себя еще не нашел то состояние, чтобы воспринимать мир целиком, как гармоничную штуку.

Клейн:

Ты сказала, что в мире нет ничего плохого. Расшифруй.

Ларсен:

Все, что происходит в мире – это всего лишь твой собственный внутренний мир. Вот, допустим, шел, шел по лесу, а потом оказалось, что ты идешь внутри себя. И разницы нет никакой – идешь ты внутри или снаружи. И всё, что ты встречаешь – каждого человека, каждое событие, каждое явление – это твоё внутреннее, отражение внутреннего тебя. Вопросов снаружи… тебя никто не может, например, расстроить, обидеть.

Клейн:

Напрячь.

Ларсен:

Да.

Клейн:

Разозлить.

Ларсен:

Не может быть ситуации для тебя неправильной. Не может быть человека, который отнесся к тебе зло, например. Это всего лишь твоё внутреннее состояние, которое… вот ты…

Учащийся:

Ну, я понял – мои иллюзии.

Ларсен:

Ты идешь в этом мире и он настолько чуток, что он реагирует молниеносно на твоё микроскопическое изменение. И сразу же тебе хоп – результат. Если у тебя, например, спокойно – у тебя же бывают такие состояния, когда ты добрый, сильный, умный? – и ты идешь весь такой добрый, сильный, умный.

Клейн:

Бывают?

Учащийся:

Бывают. (смех)

Ларсен:

И у тебя всё получается – и девушки улыбаются, и птички поют, и ребенок что-то щебечет проходящий. И на работе тебе говорят: “Слушай, а ты неплохой парень!” (смех)

Клейн:

А если наоборот, тогда … как ты говорила? – тогда птички улыбаются, а девочки щебечут, дети говорят: “Ты неплохой парень”, а на работе смеются. (смех) Ну, понятно, о чем речь идет, да?

Учащиеся:

Да.

Клейн:

Есть с чем сравнить на своем жизненном опыте? Из того, что Ларсен говорит?

Учащийся:

Есть с чем сравнить, да.

Клейн:

Она это говорит как пример того, что она сказала в начале. Что ты идешь, идешь по лесу, а это оказывается внутренний мир, и так тонко все там реагирует, что – в момент.

Учащийся:

Другое дело, что восприятие это – оно тоже волнообразно. Вроде как воспринимается так, потом – раз, какое-то замутнение…

Клейн:

Вот Ларсен говорит – я обращаю внимание на очень глубинный вопрос – Ларсен говорит, что между внешним миром и внутренним практически стоит знак… даже не практически, она говорит, что там стоит абсолютный знак равенства. Я правильно тебя понимаю?

Ларсен:

Практически да, я думаю. Да. (вдруг начинает играет музыка, где щебечут птички)

Клейн:

Птички щебечут. Девочки улыбаются… (смех)

Учащаяся:

Хороший парень. (смех)

Ларсен:

У меня, знаешь, сейчас какой вопрос...

Клейн:

Да.

Ларсен:

Я сейчас подумала, что есть, ведь, мир просто людей, и я недавно слышала историю о человеке…

Клейн:

Слушай, ну, как он это – тонко так: раз! И птички щебечут! (смех) Так. (обращается к Ларсен)

Ларсен:

И вот он такой хороший, а у него куча неприятностей.

Клейн:

Кто, кто?

Ларсен:

Я, просто, про другого человека рассказываю историю, которую я услышала. И у него настолько куча неприятностей, что… – ну, за что вот ему? – не понимаю. Ну, за что? За что? Я не знаю, почему так. Видимо… видимо, всё-таки… я не знаю …может, здесь заповедник просто, поэтому здесь все так.

Шотла:

Заповедник гоблинов. (смех)

Ларсен:

Мы же, фактически, не знаем, что происходит за линией …

Клейн:

За линией фронта. (смех) А что там? Что там должно происходить?

Ларсен:

Я не знаю, Клейн. Мне было лично интересно, я пыталась это узнать.

Клейн:

Ты имеешь в виду за границами заповедника. А заповедник – это сегодня?

Ларсен:

Да.

Клейн:

Ну, мы живем в свое время …

Ларсен:

Да. Там люди смотрят телевизор, когда приходят с работы.

Клейн:

Но ты, ведь, изучала за границами заповедника?

Ларсен:

Изучала.

Клейн:

И достаточно плотно?

Ларсен:

Да. Там … в общем – холодно. И там какие-то другие законы. И там может быть внутренний, внешний мир – я не знаю, как они живут.

Клейн:

Там один различается от другого. Там в голову не приходит, что это одно и то же.

Ларсен:

Да, да, да.

Клейн:

Там этому надо учить, чтоб хоть как-то позитивнее относиться, как-то по-другому.

Ларсен:

Да, вот если говорить вот здесь, то это одно и то же. Грубо – “как оно должно быть”.

Клейн:

Ну, да.

Ларсен:

Вот. Да. Тогда все. Тогда у меня нет вопросов.