|
Материалы Пятого семинара по Второй логике для всех желающих 21-23.01.2005 (Подмосковье)
|
Вика:
Я не могу гарантировать, что «дальше будет лучше».
Клейн:
Ты имеешь в виду вред такого же примерно рода?
Вика:
Иногда приходится действовать жестко, не все воспринимают эту жесткость правильно и относят ее на свой счет, и начинают обижаться.
Клейн:
Здесь давай остановимся, потому что уже мы смешали несколько вещей. Первое — ты поступаешь жестко. Второе — кто-то это не так воспринимает. Тебя что интересует? Что с ними делать, чтобы «не обижались»? Или что с ними делать, «когда они обижаются»?
Вика:
Как это можно исправить эту ситуацию? Мне либо перестать действовать жестко, либо просто забить на всех?
Клейн:
Вот смотри. Когда ты поступаешь жестко, ты делаешь правильно, да?
Вика:
Да. Имеется в виду конкретная ситуация.
Клейн:
И дальше идет какая-то реакция?
Вика:
Да.
Клейн:
Реакция такая, что люди обижаются, и ты спрашиваешь — «мне что, перестать поступать правильно? раз они так реагируют, то что — мне перестать делать правильно?»
Вика:
Не то, что бы «мне перестать делать правильно»… Есть два пути — я могу поступить так — более короткий путь, а есть более длинный, когда никто не обижается. То есть мне либо идти прямо и обижать, либо идти дольше и не обижать.
Клейн:
А чем плох более длинный путь? Что там плохо, какие там последствия?
Вика:
Ну, просто я теряю время. И ситуация может повернуться потом опять ко мне боком уже, если я потеряю это время.
Клейн:
То есть, нет такого, что есть одинаково хороший короткий путь и одинаково хороший длинный?
Вика:
Тогда не было бы вопроса.
Клейн:
Да. То есть ты явно видишь, что длинный путь — он менее эффективен, несет больше всяких геморроев, отдач, выхлопных газов, нарушения экологии, и ты действуешь коротким четким путем?
Вика:
Либо биться только для себя, либо учитывать интересы окружающих…
Клейн:
Ты давай аккуратнее. Что такое «биться для себя»? — Ты их всех ограбила, они голые-босые на зимней дороге замерзнут — ты это имеешь в виду? (смех, реплика: «она может!») А ты в трех шубах. Это ты называешь — «биться для себя»? И с курицей! Или что? По-разному же можно «биться для себя»!
Вика:
Я имею в виду, что либо я ограничиваюсь тем, что защищаю только свои интересы: вижу — вот короткий путь, и иду. И уже не важно, кто-нибудь обижается, не обижается. Это их проблема, если они обиделись, я никого не обижала. Пока человек сам не решит обидеться, он не обидится.
Участница:
Вот и ответ!
Вика:
Дело в том, что я-то это понимаю, но для них-то все равно — они обиделись и всё, и без проблем, как будто я уже оказываюсь виновата, вот в чем дело.
Клейн:
Давай, все-таки, докопаемся до сути твоего вопроса. Итак. Ты что-то делаешь эффективно, люди обижаются. Ты это называешь, что ты «действуешь в своих интересах». Давай мы немного изменим формулировки и посмотрим — может быть, так более правильно?
Дело в том, что когда ты называешь это «действую в своих интересах», то тебя, естественно, как будущего бодхисаттву, это несколько смущает — «как же так, в своих интересах? а как же другие живые существа?» — и тут у тебя начинаются всякие…(неразборчиво). Но дело в том, что когда ты называешь это «действую в своих интересах» — это несколько неверная модельность. Я сейчас в двух словах покажу, почему неверная.
Вначале, когда мы с тобой говорили, мы говорили: «вот это правильно, вот это неправильно, вот здесь четко все раскладывается, тут начинаются всякие сопли и геморрои». Так вот, как только ты называешь это свое решение «я действую в своих интересах», я тут же: «так что, в трех шубах, с четырьмя жареными курицами, а они замерзают на холодной дороге?» — Нет, этого нет!
Как только ты это называешь «действовать в своих интересах», появляется вся эта цепочка дополнительных контекстов. Но в основе твоих действий лежит же не погоня за тремя шубами и четырьмя курицами? А лежит стремление выбрать — правильно сделать или неправильно? эффективно или неэффективно? путано и спотыкаясь или четко? Поэтому не обзываем это «погоней за собственными интересами».
Модели, они не только из спичек, не только нарисованные на бумаге, не только сделанные макеты электростанций. Любое слово — это модель. Любое понятие — это модель. Когда мы говорим «стол», то это звуковая и смысловая модель некого явления. Модель включает в себя границы — это то, что отделяет именно это от другого. Включает внутреннее содержание — что собственно это такое, из чего состоит? И включает контекст — что стол это предмет человеческой культуры, и вообще он находится в комнате, и… много-много-много всяких контекстов. Поэтому словами нужно пользоваться аккуратно. В том смысле, что произнесенные слова — это некая модель. Я понятно говорю?
Вика:
Да, конечно.
Клейн:
Это некая модель. И если проведены границы неправильно — и в этом смысле, «построена другая модель, произнесены другие слова» — то она тащит с собой целую кучу контекстов, ей присущих, которые начинают все это искажать.
Конфуций в свое время называл это — «давать правильные имена». То есть, задача — правильно моделировать, когда ты пользуешься словами, когда ты пользуешься какими-то понятиями. А как только у тебя вместо слитного четкого предмета — растопыренный, когда следы ассоциативные торчат во все стороны, который целую кучу копоти и пыли поднимает — то вот уже все и закрыто.
Поэтому тебе нужно не только четко действовать — еще нужно и четко мыслить, четко называть. Помня, что когда ты «называешь» — это модель. И если ты неправильно «назвал», то целая куча контекстов, которые, в общем-то, входят в модель — как бы ни казалось, что модель это только «то, что внутри» — ты начинаешь все это волочить за собой.
Итак, разбираем твой случай: ты можешь действовать правильно или неправильно. Ты выбираешь действовать правильно. Потому что понимаешь, что если ты действуешь неправильно, ты нагребешь такое количество всего, что потом все равно будешь вынуждена или застрелиться, или действовать правильно. Поэтому начинать правильно лучше… да, есть такая пословица — «Начинай правильно смолоду» (смех, возглас: «береги честь смолоду!»). Что — то же самое, да.
Соответственно, дальше ты обязательно будешь сталкиваться с тем, что какое-то количество сознаний не будут понимать твои модели. Твои действия. Твой способ мышления. Твои резоны и аргументы. Безусловно, если ты будешь действовать слишком в лобовую, то ты будешь поднимать такую волну обратную, которая тебя может сломать. Поэтому опять-таки, забываем о бодхисаттвических морально-нравственных ценностях, которые содержатся в модели «как же я это для себя?», говорим о том, что «вот правильно, а вот неправильно, а если я решаю действовать правильно, то там тогда встает вопрос об эффективности этого действия».
Тогда говорим о том, что «ты должна научиться». Ты должна научиться такому мастерству, должна научиться действовать с таким мастерством, чтобы лбом не прошибать ворота. Под «лбом не прошибать ворота» я имею в виду «не давить силой». Ты, безусловно, к этому придешь. Сначала ты будешь действовать достаточно резко, достаточно прямолинейно, достаточно давя, может быть. Постепенно, по нарастании твоего опыта, твоего мастерства, твоего искусства — твой бокс будет переходить в айкидо. (смех) Вот об этом речь. А вопрос о том, что «если они обижаются, так что ж мне действовать начинать неправильно?» — он вообще не стоит. И, вдобавок, над всем этим вопросом нет такого: «я действую в своих интересах, я хорошая, но почему-то всех граблю». Такого нет. Когда ты рассматриваешь, что ты «делаешь в своих интересах» — это просто неправильная модель.
Вика:
Спасибо.
Клейн:
Действовать правильно и учиться действовать эффективно, искусно.
Александр Кастрыкин:
Проруб был небольшой. Иногда возникают вопросы — почему ты не вписываешься туда или туда? И мне открылось, что не нужно выпячивать то, что у тебя лучше, чем у других. И не нужно комплексовать по тому поводу, что у тебя хуже, чем у других. В бане когда было…
Клейн:
Что конкретно ты в бане НЕ выпячивал? Интересно! (смех, видимо, идет обсуждение вариантов)
Александр Кастрыкин:
Баня — это упражнение, которое дает возможность не то, что там показать или не показать, (смех) а сделать шаг к тому, чтобы одну сторону открыть себя. Я почувствовал, что когда это упражнение прошло, как-то по-другому все стало. Я так воспринял, именно как упражнение. Я понял, что если бы я не пошел туда, то…
Клейн:
Что-то бы внутри не произошло. Да, конечно. Все, что здесь происходит — это и, одновременно, упражнение. Да. Твое пожелание или твой последний вопрос, можно твою последнюю просьбу (смех).
Участник:
Твое последнее слово.
Саша Кастрыкин:
Ну, как таковых вопросов у меня сейчас нет. Наверно, вопросы появятся потом, как у меня часто бывает. Я знаю, что часто получается именно так, что время какое-то проходит, и начинаешь понимать, ЧТО там происходило и для чего это. Целью моей поездки было, на семинар, это, наверно, не понять что-то, а соприкоснуться со средой. Я считаю, что эту цель выполнил, я почувствовал, что это такое. Спасибо всем! А исторической фразой последней — «Так держать!» (аплодисменты)
Клейн:
Вы, пожалуйста, как все великие люди, заранее выдумывайте исторические фразы, собственно… (смеется)
Саша-юрист:
Спасибо всем, потому что здесь очень здорово! Даже не знаю, это не семинар, это просто какой-то отдых, это праздник какой-то, вот.
Белка:
Есть у тебя вопросы?
Саша-юрист:
Вопросов нет, есть ответы. Я когда ехал… образ, да? Я пытался найти для себя ответ — представить в кубе 16 отрезков. Если куб представить — в кубе 12 отрезков. А еще 4 где? Я вчера не только 16 представил, вот. (смех) Вообще, вчера пришла такая мысль, что существование предмета в пространственно-временном континууме — сейчас скажу умную вещь, вчера изобрел.
Клейн:
О! Вот! Вот! Вот как все великие люди! Давай!
Саша-юрист:
Существование предмета в пространственно-временном континууме зависит от… факторов и вариантов времени, значит, умноженное на секунду в кубе.
Клейн:
Прекрасно сказано! (общее веселье, аплодисменты, участники что-то говорят, смех, пытаются нарисовать формулу) …Не надо, не надо, у нас только на словах.
Саша-юрист:
Вот, может это уже к вопросу о сумасшествии. (все говорят одновременно, смех)
Бабкин Александр:
Нет, все нормально, у меня один раз было такое тоже, крыша съехала, я прочитал примерно такую формулировку: «Человеческое сознание, пытающееся понять мир в концептуальной плоскости, несубстанционально». (смех) И я, короче, вылетел!
Саша-юрист:
Ну, в общем, ситуация такая, что я нашел для себя ответы на некоторые вопросы, которые внутри я не могу сформулировать, потому что словами не описывается. Вчера позвонила мне жена и говорит: «Ну, чего там? Чего там? Ну, расскажи». Я говорю: «Как? Как рассказать?» Она говорит: «Ну, словами». Я говорю: «Я не могу словами. Вот подключи ко мне компьютер и посмотри на эту картинку». Картинка, если кто-то помнит эту детскую трубу, калейдоскоп, где цветные все эти, то семинар очень похож на эти узоры, только они объемные. Не в трубе, а объемные. И они не повторяются. Так давайте за то, что… (бурный смех, веселье, аплодисменты, реплика: «наливай!»)
Клейн:
Значит, твоя последняя историческая фраза: «Давайте за то!». Хорошо!
Лена из Риги:
После такого феерического выступления у меня нет шансов…
Клейн:
…сорвать столько аплодисментов!
Лена из Риги:
Вопросов у меня нет. Пожелание — улыбайтесь, будьте счастливы, ставьте себе цели, реализовывайте их и… вот так вот.
ФлайХиппо:
Для меня одним из эффектов этого семинара было то, что я увидел, что даже если ты поступаешь согласно собственному чувству правильности, не заморачиваешься что-то там… (смешки) Ну, вот были такие ситуации — четкий выбор «делать — не делать». Мозги говорят: «Не делать». Чувство правильности говорит: «Делать». Берешь и делаешь. И хрясь! (неразборчиво, смех)
Клейн:
То есть, ты хочешь обдурить судьбу и Бога? Я имею в виду, что иногда тебе мозги говорят: «Делай так!». А внутреннее чувство говорит: «Делай так!» Делаешь, как мозги — бац! Лажа!
ФлайХиппо:
Да! (смеется)
Клейн:
Потом ты пытаешься наоборот.
ФлайХиппо:
Да-а-а! (смеется)
Клейн:
Опять лажа!
Так ты пытаешься обхитрить это?!.. А тебе в ответ — лажа! лажа! лажа! Значит, дело в чем-то другом?
ФлайХиппо:
Я понял, что просто надо дальше развиваться и не бояться себя слушать, не бояться слушать свои мозги и находить баланс — когда кого слушать. Еще я понял, что тело — это важно, про тело тоже не нужно забывать.
Клейн:
Про тело ты понял в каком смысле? Пожрать надо или что? (смех)
ФлайХиппо:
Тело — это тоже одно из 18.000 качеств, которые нужно развивать, которые нужно довести до уровня «не ниже, чем».
Стас Блинов:
Клейн сказал в первый вечер, что «просто понимания недостаточно». Что «нужно еще при этом улыбаться».
Паша:
Вопросов на самом деле с каждым днем все меньше и меньше Вопрос, который сейчас меня мучит — это как заставить себя применять все то, что начинаешь понимать, претворять в жизнь. Для меня — понять проще, чем начать правильно действовать. Здесь на предыдущем семинаре я понял, что, наверно, проще и правильнее поменять себя, чем мир вокруг.
Клейн:
Паша, когда ты говорил о своей открытости, ты что имеешь в виду — то, что тебе трудно к людям подойти и перемолвиться парой слов, или же, что когда ты вступаешь в контакт, ты как-то так внешней оболочкой своей…
Паша:
Барьер какой-то.
Клейн:
Когда ты начинаешь разговаривать с человеком, то этот барьер исчезает или ты продолжаешь хранить свой вид?
Паша:
Чем ближе человек ко мне, тем открытость достигается легче.
Клейн:
Какая, на твой взгляд, существует связь между этими вопросами — открытости, недостатком открытости и недостатком претворения в жизнь? Существует ли связь?
Паша:
Никогда не думал.
Клейн:
Если связи нет, то вопрос претворения в жизнь решается тогда силой воли. А если найти там связь, то он решается более такой, системной штукой… Посмотрел на это все системно — во, блин! ведь не обязательно же долбиться вот так!..
Паша:
Плавно и гармонично, не хочется же себя насиловать.
Клейн:
Это понятно! Я хочу тебе сказать, что до тех пор, пока ты будешь рассматривать себя по частям, не в комплексе, то ты будешь практиковать бокс — ну, как более простую систему.
Вот посмотри, вот Сергей Крук. Что меня больше всего удивляет в Сергее Круке? Худенький и умный! Но когда он выходит в кимоно и начинает проводить айкидо, то это человек-скала, гроссо-муту! То есть тогда вот более сложная вот эта вот… Я не знаю, как он это достигает, но явно не тем, что он становится толще (смех). Или за полчаса до этого подкачивает мышцы. Но как-то он так становится на особую точку на пятке, которая соединена с точкой сознания в его головном мозге (смех), что эффект потрясающий! Поэтому тебе, может, себя более в комплексе рассмотреть? Более спокойно-философски-гармонично, а не искать простых решений: «не заставляется — я себя заставлю, не заставляется — заставлю, не заставляется — заставлю» — и так восемнадцать лет.
Паша:
А как «в комплексе»?
Клейн:
Ну, например, увидеть связь между открытостью, наличием и отсутствием открытости и возможностью претворять в жизнь — ну, более широко смотреть. Ведь, когда смотришь на других людей, понятно, что «какой человек, такая у него и жизнь». Это ведь всем понятно? Но существует такое, что — я думаю, многие из присутствующих здесь с этим сталкивались — когда смотришь на другого человека, то понятно, «какой человек такая у него и жизнь», а когда на себя смотришь — вот… (смех)
Участник:
«За что это мне, ведь я же хороший!»
Клейн:
Ну, например, да. Хорошо. Какое у тебя будет ко мне пожелание?
Паша:
К тебе?
Клейн:
Ко мне! Что я хуже тебя? (смеется) Ты знаешь, я тебе открою тайну — у меня внутри уже курок взведен, пружина такая, чтоб только сказать «Спасибо!» (смеется) Да нет, не надо, не надо умных пожеланий.
Паша:
(неразборчиво)
Клейн:
Хорошее пожелание. Спасибо!
Кто-то:
(неразборчиво)
Клейн:
А я подумал, что это пожелание… Ладно!
Участник:
Вопрос, несколько лет висит — не помню, то ли я где-то прочитал на сайте, то ли еще что-то, что был между вами с Лотосом какой-то разговор…(смех) Лотос сказал что-то типа: «Вот мне столько лет, а я уже все понимаю. Столько-то лет буду еще продвигаться семимильными шагами вперед — догоню и обгоню».
Клейн:
Ну, да!
Участник:
А ты ему сказал: «Не догонишь!»
Клейн:
Ну да, конечно!
Участник:
Я эту историю рассматриваю как коан.
Клейн:
Я тебе расскажу другую историю. Приходит как-то Лотос ко мне в гости (смех реплики: «он же не ходит, он виртуальный») И сидит и сидит, и сидит и сидит, и сидит и сидит… Ну, понятно, что там — чай, плюшки, все такое… Потом, смотрю, что-то сидит на две минуты уже больше, чем надо. Несколько минут я смотрю — и говорю: «Ты чего сидишь?» А приходит Лотос редко. А он говорит: «Да ты знаешь, я вот пришел…» — как же он это сказал? а он красиво выражается… ладно, своими словами — «Ну, как к старичку-пенсионеру, посидеть, навестить…»
Суть того «коана», о котором ты говорил… — понятно, есть известные классические, что кошка учила тигра и всему научила, тигр решил загрызть кошку. Это китайская, древнекитайская, такая вот кошка-учитель, а тут тигр такой вымахал, и тигр побежал на кошку — ну, все! А она раз — и на дерево! А он — ы-ы-ы! — Что ж ты меня не научила-то, а? (смех) Вот! А есть еще, как тот стрелял, а тот всему научил его, всем правилам боя, кроме как откусывать наконечник стрелы на лету (смех). И тот, когда в него стрельнул, в этого учителя, и ему прям в рот, а он раз, и упал. И тот подходит, а тот так: «тпфу!!!» (смех) Тоже такая история.
Но на самом деле суть всего этого сводится не к какому-то реальному противостоянию, реальному опасению, а к тому, что те, кто идут следом… Между ними есть отношения «передачи-получения», но это, одновременно, «настоящие отношения» — такие живые люди, и они всегда… Ты знаешь, мне даже не хочется применять обычное слово, а хочется применять слово Дмитрия Гайдука — оно очень похоже, есть у него такое, про птицу Феникс. Вот они всегда — «задрачивают» учителя — дразнят. А учитель — их.
Все сводится к тому, что когда есть искренние отношения достаточно плотные, то там все время происходит так, что кто-то кого-то дразнит. То есть вся серьезность и все такое — это в таких формальных, оформализовавшихся, и в этом смысле, неэффективных системах для передачи знания, а эффективных для продвижения социального, чего-то еще… А такие — они все живые, и они все друг друга дразнят — люди все, ведь, сволочи! (смех)
Участница:
Редкие…
Клейн:
Понятно, что я буду Вике говорить, что «Лотос — виртуальный персонаж». А она бужет верить. Естественно, чувствуя это, я буду дразнить ее еще больше. А реальных опасностей, что какие-то последствия, что кто-то кого-то съест — их нет. Просто такое вот веселое противоборство живых людей.
А… действительно, неважно. Можно с какого-то момента, идя в фарватере, дозрев до чего-то, начать какую-то свою линию, которая соответствует, которая адекватна твоему узору. Ну, не бывает двух одинаковых мастеров, снежинок или букв! И вот идти в фарватере — это нужно только на период ученичества, только для того чтобы разогнаться, только для того, чтобы в сжатой компактной форме приобрести всякие знания.
Я тут читал лекцию о стратегии. Короткая, минут сорок. И там было вложено, что «стратегия — это излучение стратега», что существует «стратегия и стратегичность», что существует «военная стратегия, проектная и корпоративная». И вот в этой короткой 40-минутной лекции я, в общем-то, изложил все, что я копал несколько лет! Года три или четыре назад я докопался до того, что «стратегия — это излучение стратега», а излучение — это его мысли, слова, действия, поступки. В том смысле, что если сознание стратегичное, то оно любое — маленькое действие, большое действие — оно делает стратегично. И так же, наоборот — когда сознание нестратегичное, большое действие делает или маленькое действие — это будет нестратегично. Да, если нестратег преподает стратегию нестратегам, он говорит: «вот большое — это стратегия». Но это все не так, конечно.
Или, допустим, я говорил о стратегии, что есть уровень военный, корпоративный и так далее. Так это же связано с тем, что полгода назад я решил подготовить какой-то материал по стратегии, перерыл весь интернет — нифига нет ничего о стратегии! Все, что я читаю — это глупость, или ничего нет! И вот я перерыл-перерыл-перерыл и начал писать книгу о стратегии. Писал-писал-писал, потом бросил. Нафиг. Потом прошло какое-то время, я опять сел, писал-писал-писал, потом опять бросил. И вокруг этого было чтение чего-то, были какие-то беседы, были какие-то размышления… Я говорю о чем? — Что эти 40 минут есть итог того, что эта тема для меня много лет актуальна… И что за 40 минут «в сжатой компактной форме» я могу передать, а он приобрести, «накопленные как золотые песчинки знания».
Я помню, что потрясающее впечатление, как пример стратегии, на меня произвело, когда я увидел, как в 1903 году Владимир Ильич Ленин сделал газету «Искра». Это пример просто потрясающей стратегии. То есть вот Ленин. Вот он находится за рубежом, вот нужно создавать партию. Пришли уже к тому в 1903 году, уже понимали, что нужно создавать партию «нового типа». А партия нового типа отличалась от партии старого типа тем, что… Обычно, тогда «партия» понималась как просто какое-то сообщество людей, у которых более-менее сходные интересы, представления, и вот как-то они в одну сторону шебуршат. А Ленин: «партия нового типа». То есть организация военного образца, где существует принцип демократического централизма, где если решение принимается, оно выполняется, где если руководитель выбран, то его слово — закон. Кроме того, что его слово — закон, существует специальная зона, где он не имеет права давать указания, а там должен решать Совет, то есть такая повышенной четкости организация. И вот как создать такую организацию?
И вот он запускает такой план: мы печатаем в Женеве — я могу ошибаться, может быть, не в Женеве, неважно — мы печатаем газету. Причем, это с учетом того, что время такое, что все бурлит, кипит, рабочее движение в России — Россия, как раз, в 80–90-е годы XIX-го века испытывает такой подъем, развитие капитализма идет в России. Строятся железные дороги, строятся заводы, новые технологии, какие-то там зарубежные средства производства, машины, вагоны, заводы — все бурлит-кипит! А в России-то пролетариат, рабочий класс, возникает — стычки, недовольство, рабочие в одну сторону кипят, что нужно условия труда лучше, студенты в другую сторону, там тоже было количественное развитие — организации типа «Земля и воля», террористические. Терроризм политический — он в России придуман! Так же как балет… Гордость наша!
Вот оно все с учетом всего-всего, такая бурлящая среда, и он такую стратегию производит. Ну, а стратегия всегда направлена на достижение какой-то цели, но можно сказать — и это тоже будет верное определение — на развитие чего-то. То есть, развитие чего-то до какого-то состояния. И если в начале состояние "А", а потом то состояние, куда нужно придти, это состояние "Б", то они отличаются, как раз, на этот «элемент развития».
И вот, как создавалась коммунистическая партия ВКП(б) в России, которая потом впервые в истории провела социалистическую революцию — такой прием — империю царскую, мощную, со всеми пушками, тюрьмами, думами и банковскими системами, всем-всем-всем — раз! Ну, дальше там не разбираемся, не оцениваем, а я это говорю к тому, что очень такую большую громадную махину вот так перевернула — прием провела — или, другими словами, очень большое было действие произведено, очень мощное. А начиналось с того, что за несколько лет до этого — ну, допустим, за десять лет, до этого — не было ничего. И когда встал вопрос о том, что же нужно делать? — стало понятно, что нужно создать эту партию нового типа, как такой рабочий инструмент для переворачивания этого всего. А как ее создавать? И здесь я возвращаюсь к этой самой стратегии, как-то описав этот контекст всего, в чем она создавалась.
Вот такая стратегия: в Женеве печатаем газету. Перевозим ее в Россию. Распространяем ее в России. Через какое-то время создается в России обязательным образом сеть добровольных распространителей этой газеты. Газета распространяется по всей России — появляются какие-то люди, которые ее распространяют, обязательно. С учетом того, что эта тема интересует рабочих, они сами ищут эту литературу, все там бурлит-кипит. Соответственно, дальше: есть те, кто более активно распространяют эту газету, те, кто более активно хочет в этом участвовать. Следовательно, рассуждает Ленин, это в плане Ленина, это те, кто будет давать материалы в газету, это те «рабочие корреспонденты на местах», которые что-то там как-то будут писать о событиях на их заводах, их фабриках. Следовательно, следующим этапом развития этой сети является то, что этим активным членам еще несуществующей организации можно давать какие-то поручения, просить их выполнить какие-то просьбы. Ну, например — не только газету распространить на своем заводе, но и перевезти на следующий завод, отдать там.
После того, как вся система вышла на этот уровень, можно какие-то более серьезные поручения давать. После того, как она на еще какой-то более серьезный уровень вышла — можно создавать «первичные ячейки», хотя бы из трех человек, коммунистической партии. И в течение года, по всей России была создана такая партия, которая через какое-то количество лет уже вот так вот все это сделала.
Вот это — стратегия! Вот это стратегическое сознание, которое решает свою задачу!
Участник:
Интересно, он это изначально закладывал, когда придумал выпускать газету? Он уже знал, что в итоге у него получится?
Клейн:
Да! Да! На сайте ДзенРу висит несколько работ Ленина. Я сейчас не помню, какие именно, но, по-моему, там есть и полные тексты, есть и ссылки в интернет на другие страницы. Я сейчас не помню, как называется эта работа, может быть, она называется «Что делать?» — она есть на ДзенРу, где он описывает эту вот штуку.
Или, допустим, пример стратегии, когда Ленин пришел — это был молодой человек лет 34–35, чуть старше, чуть младше — не важно! Первая такая стратегия, это была — «перевести из кустарного состояния в более технологичное»… Существовало какое-то количество марксистских кружков, то есть, студенты по собственной инициативе, у них были достаточные мотивации, они изучали «Капитал», они изучали материалы какого-то международного революционного движения… И все время возникали кружки. Почему все время? — Потому что полиции это не нравилось, она сажала, ссылала, в тюрьму, в ссылку. И, причем, всегда полиция оставляла «на развод» пару студентов, чтобы знать, где через год опять собирать урожай. И это была такая вот…ну, молодые люди…
Участник:
Тоже стратегия.
Клейн:
Да! Молодые люди, они хорошие, они открытые, они молодые, они там горячие…у-у-у это… и поэтому получается так, система работала так: что каждый год накапливались вот самые лучшие сознания, их — оп! в лукошко! — и в тюрьму! И в ссылку!
И та стратегия, с приходом Ленина которая началась уже — «средовая», что ли, когда попытки как-то объединить, соединить — она началась с того, что… она заключалась в таких словах: «нужно уходить от кустарничества — ну, от колхоза, от мануфактуры — уже к чему-то более профессиональному, индустриальному». То есть, ставить какую-то технологию, которая включает, например, в себя и конспирацию, правила и искусство конспирации, правила правильного поведения и все это такое. И в этом смысле только с приходом Ленина это «Э-э-э» — как вчера мы фильм смотрели: «Му-у-у!», « Бэ-э-э!» (смех) — вот эта ситуация несколько изменилась, и революционное движение пошло вверх. Это была первая…
Участник:
Научил всех молоком писать.
Клейн:
Не знаю, может быть, и сам научился от кого-то, но важен принцип. Важно, что если ты строишь какую-то революционную свою деятельность, революционную организацию, ты ее можешь строить так, эту свою деятельность, что через год ты и лучшие твои товарищи — те, кого ты привлек — они все пойдут на гумус и на удобрения.
А можно как-то более ответственно подходить к этому, как-то более профессионально, чтоб это имело продолжение, чтоб это имело шансы на успех. То есть это то, что отличает стратега от нестратега, который видит ситуацию в целом, понимает… Это слова Ленина, что когда какой-то процесс ты видишь, нужно найти то звено, за которое нужно ухватиться, чтобы вытащить весь процесс. Определить: «вот это звено!» и потянуть за него. Тогда это будет эффективно.
То есть, для того, чтобы создать партию — вот, создаем газету «Искра». Революционную, общенациональную. И через нее вытягиваем создание организации. Это — стратегия. Излучение стратегичного сознания, отформатированное должным образом.
Я заканчиваю этот спич, что «сорокаминутной лекцией выражается то, что найдено, осмыслено за какое-то количество лет». Ну, понятно, что еще остаются какие-то конкретные примеры, какое-то что-то еще, но вся суть многолетняя, она имеет способность быть выраженной в течение сорока минут.
И возвращаясь назад. Сответственно, когда ученик следует в фарватере и делает «ку!» — у него есть та прекрасная возможность, что вот не по крупинкам чего-то там собирать, а вот такими сконцентрированными сгустками. Но это все только для того, чтобы, пока он маленький — как «Шаттл» на этом ракетоносителе разогнаться… Ну, а потом самому лететь. И еще вдобавок раздуваться-раздуваться-раздуваться — а потом бац! — на нем «шаттлик» образовался. И так вот это все и действует.
Участник:
Фракталы.
Клейн:
Фракталы, да! Ну, естественно, когда они так вместе летят, они в этом полете еще и переругиваются. Это называется — «добрые отношения»!
Шотландия:
Я поняла, что я целый день сплю (неразборчиво) Прихожу, ложусь, потом смотрю — на полу лежу, оказывается…
Клейн:
Вот, Паша, видишь, чем ум отличается от открытости? Прекрасный ответ! И даже не скажешь, что неумный!
Белка:
Я хочу услышать Свету!
Кто-то:
Света!
Все хором с нарастающей громкостью:
Света! Света-а-а!
Кто-то:
Так и не услышали Свету!
Клейн:
…Как обезьяна в зоопарке.
Белка:
Она же девушка!
Клейн:
А, да, извините! Белка меня поправила: как девушка-обезьяна в зоопарке!
Света:
Мне интересно — сейчас вот просто пришла мысль в голову — что было бы, как бы развивалась бы вообще вся геополитическая ситуация, если бы не было бы коммунизма в свое время вообще, как факта? Мне просто хочется его оценить…
Клейн:
Неизвестно. Вполне вероятно, что если бы не было вот этого вот… коммунизма и все такое, то мир не разделился бы на два лагеря, которые друг другу противостояли в смертельной схватке. Коммунистический и капиталистический лагерь. Это привело к тому, что очень интенсивно развивалось вооружение — нужно было бежать, первому изобретать атомную бомбу! Это понятно, да? Концентрируя, вбухивая в это, ресурс целой страны огромной, целого лагеря. И все, короче, очень интенсивно развивалось. Если бы этого не было, то… — а все остальные технологии — это порождение военных технологий. Если бы этого не было, то сегодня мы жили бы на уровне примерно 1956-го года по уровню развития компьютерных технологий, электронных, радиолокации, систем наведения, оповещения, всего-всего-всего, и вполне вероятно, что тот астероид, который в 2012 году прилетит к Земле, у нас не было бы возможности его раздолбать. А сейчас есть!
Участница:
А он прилетит?
Клейн:
Неизвестно. (смеется) Ну, понятно о чем речь идет, да? Что интенсификация этого всего, она делает готовыми для чего-то, ну, например…
Участница:
Может, нужно не коммунизм, а что-то другое? Я хочу оценить этот период с точки зрения того, что… я не могу понять: он — с такими правильными принципами в своей основе и мыслями… — и вот такой результат.
Клейн:
Мы говорили об этом, когда говорили о сумасшествии, что вот нужно уметь управлять самолетом без хвоста. Помнишь этот разговор? Так вот, когда вопрос коммунизма, общественных всех этих дел, рассматривается, то, в общем-то, все политики, журналисты, историки, да и просто люди, рассматривают это как некие исторические процессы, в которых — «такой человек будет или такой… как-то это влияет, но не особо».
Но дело в том, что чем сложнее и пиковее ситуация, тем больше она зависит от мастерства пилота, который сажает или проводит через облака самолет, у которого отвалился хвост или вообще нет хвоста. Ты слышала песню: «Грозные грызла, ы-ы-ы-ы, пилот, но надо, та-да-да, вести самолет!» (смех) Манго-Манго!
Так вот! Я тебе просто хочу сказать: тот человек, который создавал партию, который был гениальным стратегом, который так поднял и студентов, и рабочих, и это все, и в 1917 году произошла октябрьская революция… Ленин ее, кстати, никогда в жизни не называл «Великая Октябрьская социалистическая». Он ее называл «октябрьская революция», с маленькой буквы или «октябрьский переворот», и подразумевалось, что революция, она занимает какое-то количество лет или десятков лет, ну как, например, английская промышленная, то есть это целая переделка, перестройка всего. Когда появляются плоские сознания, да еще которым нужно обжулить, они: «Революция? В ночь с 7 на 8 ноября!» И тогда не возникает вопросов — движущие силы, этапы этой революции, альтернативные варианты стратегии… — «Революция, всё-всё-всё! Теперь… какие у тебя вопросы? Вот красное знамя, вот тебе портрет! Плюнешь в портрет — в тюрьму!» — Очень простая жизнь!
А там… То есть, я хочу сказать, что после 17-го года этот величайший человек, который все видел в объеме, в гипер-объеме, и все это делал-выстраивал, он оказался в ситуации, когда — 14 государств Антанты, нужно тут отбиваться. Следующая стадия, еще, может быть, даже более сложная, чем подготовка к революции — это выстраивание нового общества. Чертежей нет, никто ничего подобного не строил, и вообще впервые в истории угнетенный класс — ну, в истории много раз выступали — вот, победил и овладел государственной машиной, которую он должен разрушить, ну как-то он разрушил, но нужно создать новую — ни чертежей, ни идей ни у кого нет! Ну, идея только у Маркса, но… опять же, как Стас говорит — эти все бурундуки бегают, дразнятся (смех) — ничего личного!
Вот! То, сё, голод, денег нет, тут вот эсеры, в 1918 году, 6 июня.
Если б не латышские стрелки — это поэтому такая любовь к латышским стрелкам — которые вот пришли и защитили Кремль. Эсеры уже пушки подкатили и, слава Богу, что они не в два часа ночи начали стрелять, а в пять утра. А в 5:20 уже вошла дивизия латышских стрелков в Москву — пешком они шли. А это ж еще было сложное дело, потому что… что такое «латышских стрелков»? Там своя коллизия была. Я сейчас не помню, в чем там было дело, но смысл такой, что после 17-го года Советская власть, ну, короче, что-то там их сильно повредила. Я сейчас не помню, то ли часть независимости отняла, то ли какое-то количество капиталистов удушила, то ли народ притеснила латышский. Короче это была целая эпопея с тем, что послали за латышскими стрелками, больше посылать не за кем. Послали Петерса, еще кого-то, чтоб они сагитировали. А ситуация висела на волоске, потому что те могли отказаться. И те приняли решение, чтоб не обижаться, а идти поддерживать революцию. А так бы чуть-чуть и все! И пушками бы всех их там прибило в 1918 году. Я это к чему хочу сказать, что между тем, как была взята власть, и между тем, как мозги отказали, прошло 4 года. Всего 4 года! Это был единственный человек, с которым был связан шанс посадить этот восьмирульный бесхвостый самолет. Как только его нет — все, пиши пропало!
То есть, впечатление об истории как о неких глобальных исторических таких процессах и то, то — это сродни представлению простого человека о том, что «законы — вот так». Или «бизнес — вот так». Или «строительная фирма, которая в Кремле делает» — это вот так! Ну, тем более, вы вот три года отмечаете своей фирме, которая строит в Кремле, а пройдет еще 10 лет — ну, понятно, что «это ж какое-то такое отдельно стоящее чего-то», как законы, государство, корпорация. А все это — создается людьми! И как ты создашь, так оно и будет. А замени тебя кем-то… Ты сама говорила — пришла девочка плохая и всю эту ерунду вашу развалила. Поэтому «как оценивать»? — Это была попытка вот туда-то вырваться! Понятно, что эту попытку не повторить, это невозможно, потому что у любого живого существа, а страна — живое существо, есть и усталость, есть и реакции всякие, аллергические, отрыжка опять же у него образуется — ну, не может то же самое. Ну и все. Ушло! То, что ты мог в семнадцать лет, в девяносто четыре ты не можешь. Что-то там вот… А так, естественно, это была такая — воплощена в этом, через это была предъявлена — благородная попытка человечества подпрыгнуть выше. Ну, не удалось!
Неизвестно, получилось бы это у Ленина, проживи он еще 10 или 20 лет. Это неизвестно. Но тогда был бы хоть какой-то шанс. А когда всё начинают уплощать — ну, естественно, ничего не будет.
Поэтому как тебе оценить? Ну, вот, оценивай, что это была попытка твоих собратьев по разуму сделать вот что-то такое… ну, вот так вот получилось, ну и ничего, ну и ладно. Оценивать в узких рамках — «вот, там, какое-то количество людей погибло»… Да они всегда гибнут при любых подвижках исторических! Приходит Иисус Христос, говорит: «Ребята!» …и тут же — реки крови! (смех) Сначала христиан львам скармливают, потом христиане крестовые походы устраивают. Или что-то еще.
Да, это была великая попытка это все сделать. Попытка, действительно, которая имела в своей основе перевести человечество на…- ну, эту часть общества — на ту стадию, когда «исчезает класс людей, которые получают тот колоссальный ресурс только благодаря тому, что так общество устроено, и что они вот так вот все это держат». Капиталисты, аристократия, царь, попы и так далее. А все остальные встроены мелкими винтиками в это все, и должны производить для них. Без малейшей надежды и результатов, что что-то может измениться. То есть они должны поколениями быть этими «шестерёночками маленькими», которые крутят только с целью добывания богатства для тех.
Я говорю о том, что внутри была идеология такая, что «существует машина такая, а она должна быть другой, чтобы люди дружили друг с другом»… Основной был принцип такой: «заменить эту порочную машину, которая из людей делает винтики, на то общество, где все целуются, обнимаются и что-то вместе там делают».
Но опять-таки, с одной стороны, Ленин рано умер, с другой стороны, возможно, что если б он не умер, все равно бы ничего не добились. Потому что, так как прецедента не было — очень трудно было оценить, что сознания эти… им, может быть, еще 200 лет расти, чтобы они что-то такое вместе начали. Они сразу ж по норам! Ага! Городового нет, царя нет — склад разграбим, водку выпьем! Всё! Уже за ними нужно гоняться! Тяжело! (смеется)
Участник:
(неразборчиво)
Клейн:
Почему? Почему «поэтому»?
Участник:
Ну, потому что, если…(неразборчиво)
Клейн:
Нет! Нет! Я по другой причине строю. Я по другой причине строю. У меня наступает последний этап жизни, он укладывается в 5 лет — только по этой причине. Ну, хорошо!
Участница:
(неразборчиво)
Клейн:
С вами — Лотос! Вопрос к тебе — почему ты не возишься с трудящимися?
Света:
Вожусь с трудящимися.
Клейн:
Как?
Света:
Я вот сейчас думаю, это все…
Клейн:
И кого ты имеешь в виду, когда говоришь: «Вожусь»?
Света:
Своих сотрудников.
Клейн:
У тебя, практически, научно-творческая интеллигенция! А с колхозным крестьянством?
Света:
Сначала нужно научиться и понять вообще, как это всё…
Клейн:
Вот видишь, получается, что ты сделала, все-таки, вывод из ленинского опыта.
Света:
Конечно!
Клейн:
Что начинаем с себя, а потом вот…
Почитай работы Ленина на сайте ДзенРу и вообще обрати на это внимание, то есть из таких стратегов — вот, действительно, Маркс и вот Ленин… там есть ссылка на работу Маркса «18-е брюмера Луи Бонапарта». Ну, по крайней мере, эта работа интересна тем, что она начинается словами: «Гегель, — пишет молодой Маркс, — как-то заметил…» — Там Гегель такой, уже все это был… Маркс, он даже не удосуживает себя, что в статье такой-то, том такой-то, страница такая-то… — «…как-то заметил — история повторяется дважды. Он забыл добавить, — пишет Маркс, — один раз в виде трагедии, другой раз в виде фарса». И дальше… Эту фразу знают все, никто не знает, что это Маркс, да еще такой наглый! Почитайте! Это вот очень похоже на… (неразборчиво) На сайте у Витлы, прям, нарисована эта брошюра, эти слова. Короче, эта информация есть, так как всего очень много…
Света:
Я сначала пыталась, когда понимания какие-то в голове происходят… — Вот! Стадии того, как я пыталась доносить истину людям. Сначала я, чуть ли не в буквальном смысле, хватала человека за шкирку и говорила: «А все вот оно вот так вот! И давай теперь срочно так же думать!» Это было, конечно, давно.
Клейн:
Что такое «срочно думать» — быстро мыслить? То есть ты хотела, чтоб он сразу понял?
Света:
То есть в буквальном смысле хватала человека и начинала ему все сразу объяснять.
Клейн:
А что ты, Вика, поддакиваешь «да! да! да!»? Ты понимаешь, о чем идет речь?
Белка:
Конечно!
Вика:
Да нет!
Клейн:
У тебя есть большой опыт в этом? Брать за грудки?
Вика:
Когда мне пытаются, чтобы я отвечала. Мне сказали: «давай, вот теперь мы делаем так! Ты давай соглашаешься, и ты все поняла, и вот теперь мы двигаемся по этой траектории».
Клейн:
Ясно.
Света:
Потом я стала мягче относиться, и стала вообще… ну, не хватать человека, а рассказывать ему как-то так вот деликатно. Потом пришла такая стадия, что вообще не нужно ничего рассказывать, нужно показывать действием. Потом была какая-то другая мысль — о том, что нужно человеку создавать условия, для того, чтобы он рос, и тогда любая мысль, которая в голове, приходит сразу — ну, как сказать? — как на почву благодатную ложилась, и чтоб она сама. Потом следующая мысль, чтобы человек…не я ему говорила «вот, так вот!» — а чтобы он сам понимал, вот в этой среде, чтобы ему создавать ему такие условия, чтобы он — опаньки! — «Ага! это я догадался!»
Не знаю, дальше как это все сделать так, чтобы еще более… и не знаю, что ты имеешь в виду — «интеллигенция».
Клейн:
Ну, я имею в виду — это все образованные, развитые достаточно люди!
Света:
Делать еще более простые-простые-простые вещи совсем как-то, чтоб было понятно вообще, ну совсем… — да, рабочим и крестьянам.
Клейн:
То есть, ты ведешь подрывную работу?
Света:
Почему подрывную? Совсем не подрывная. Видно, что люди, допустим, в своей личной жизни уже начинают сами…
Клейн:
Ну, хорошо! Я имею в виду, что ты ведешь не только профессиональную какую-то деятельность, но и ты это соединяешь с какой-то, ну, по крайней мере, как ты это понимаешь, воспитательно-гуманитарной миссией. Поэтому я и говорю, что «подрывную». Потому что все гуманитарные миссии — они подрывные!
Участница:
Так она же хочет изменить мир к лучшему!
Клейн:
Я поэтому и говорю, что «подрывную».
Участники:
А-а-а! Ну, да!
Клейн:
Мир — такой, а она под него-то — роет! (смеется) И ты после этого будешь утверждать, что ты не являешься шилом у Вселенной?
Света:
Нет, а я согласна с этим. Может быть, являюсь. Даже не может быть, а…
Участница:
Вселенная утыкана шилами!
Клейн:
Да, хорошо! Вселенная утыкана шилами! Да! Не звездами, а шилами!
Света:
Да, вот! С шилом — это хорошая идея, чтобы всегда человеку хотелось чего-то нового, что-то вперед…
Клейн:
Останавливайся! Я просто повторю: «Шило — это хорошая идея, чтобы человеку что-то хотелось!» (аплодисменты) Время сколько у нас уже?
Участница:
Час, 10 минут второго.
Клейн:
Давайте еще двух человек послушаем и одного бонусного.
Участница:
А у меня вопрос к Диме, который улыбается все время.
Клейн:
Какой Дима улыбается все время? А-а, Диг который? Да, давай вопрос, очень интересно.
Участница:
Что ему дают семинары?
Дима:
Очень много! Я здесь отдыхаю, во-вторых, я здесь очень радуюсь.
Клейн:
Ты забыл сказать: «Еще кушаю». (смех)
Участница:
Регулярно!
Дима:
И просыпаюсь. (смех) Так происходит, что жизнь меня обычно очень часто засасывает, я не вижу момент, когда…
Клейн:
Интересная идея, нужно сделать мультик — ЗАСОС ЖИЗНИ! (смех) Ты же — человек достаточно молодой?
Дима:
Да.
Клейн:
Но тебя жизнь уже засасывает?
Дима:
Вполне!
Клейн:
Когда человек постарше, понятно — быт, дети, то, се. А тебя что? Что ты имеешь виду, когда говоришь: "Жизнь засасывает?
Дима:
Проблема осознанности. Я начинаю делать механично. Как обычно. Как всегда получалось. Старые модели, в таком плане.
Наташа Титовец:
А ты сколько раз на семинарах был?
Дима:
Я был на Урале, потом на упайя-пати, потом в Карелии и здесь.
Наташа Титовец:
А с какой периодичностью происходит засос жизни? Вот после семинара ты приезжаешь и через какое время?
Дима:
Ну, через месяц точно.
Наташа Титовец:
То есть стабильно через месяц?
Дима:
Нет, ну, определенный рост есть, безусловно…
Наташа Титовец:
В какой момент, почему? Что-то позволяет произойти? Если ты все понимаешь, несколько раз был на семинарах, ты знаешь, что это засос жизни, что это неосознанность, и знаешь, что для этого нужно делать — почему?
Участница:
Ты знаешь, что для этого нужно делать?
Дима:
Нужна цель, глобальная такая, хорошая.
Клейн:
А если цели нет, то происходит, что через месяц… Вот что происходит?
Дима:
А если нет цели, то хорошо метод, ясно видный …Цель жизни.
Участница:
Вся проблема в том, что у тебя нет цели в жизни?
Дима:
Да, да, да.
Белка:
А цель жизни — это цель всей жизни? То есть это такая глобальная штука?
Дима:
Ну, да, да.
Клейн:
Но если после семинара в течение месяца держится какое-то другое состояние, это что, связано с тем, что тебе становится понятнее цель твоей жизни?
Дима:
(пауза) Да. По моему, да.
Клейн:
Ты можешь это сформулировать, в чем это выражается?
Дима:
Когда сознание прочищается на семинарах, то я начинаю ясно чувствовать, куда мне идти.
Клейн:
Можно так сказать, что «тебе становится яснее не цель жизни, как некая точка, куда нужно придти, а как некое направление, некий вектор»?
Дима:
Вот это мне дают семинары.
Кто-то:
Ты изменился в результате семинаров?
Дима:
Да, я изменился.
Кто-то:
А можешь немножко развернуть?
Клейн:
Явно ты стал смелее, нахальнее. (смех)
Дима:
Несмотря, что жизнь засасывает, соображать я стал быстрее, явно. И самое главное, по-моему, это скорость увеличилась у меня принятия решений. То есть, реально сокращается там — 5 секунд, 4 секунды.
Саша Кастрыкин:
А количество людей, с которыми ты разговаривал на самом первом семинаре и на этом — оно изменилось? С которыми ты познакомился?
Дима:
Думаю, не изменилась.
Клейн:
То есть, твоя контактабельность, выраженная в количестве контактов на секунду в квадрате в кубическом метре пространства, в котором ты адекватно проявляешь свою… социальную обусловленность (смех, аплодисменты) …не изменилась? Ну, ладно!
Это мне понравился анекдот: В ответ на вашу телеграмму за номером триста восемьдесят пять, четырнадцать дробь тринадцать, бис восемьдесят четыре, два семьдесят четыре, посланную 14 июля 1975 года, повторно посланную за номером триста восемьдесят пять дробь двенадцать, бис четыре, восемнадцать сорок два дробь пятьдесят четыре от 14 ноября 1976 года отвечаем: «Ну и что?» (смех)
А что еще у тебя изменилось за эти полгода? Ты стал принимать быстрее решения, контакты. Кроме скорости принятия решения, наверняка, что-то еще изменилось?
Дима:
Ну, париться поменьше стал, точно.
Участница:
А в бане?
Дима:
И в бане тоже.
Участник:
Больше?
Дима:
Меньше.
Участник:
В бане?
Клейн:
В бане больше, а вот в том смысле париться меньше и в бане.
Дима:
Ну и… и… и…Ответственности за мир стало больше.
Клейн:
Ответственности за мир?
Дима:
Просто раньше за себя только, а сейчас я беру за родителей, за окружающую атмосферу.
Наташа Титовец:
У тебя есть пожелание к себе?
Дима:
К себе? Ленивый, как собака! Надо избавляться.
Клейн:
Как-то да! Как-то за хвост себя ловить, конечно. Потому что это очень просто: сколько ты сделаешь — столько и будет. Я даже говорю сейчас не о результатах, получении там чего-то, а просто картина мира такая — сколько вот ты сделал, вот столько и будет сделано! И твое последнее историческое слово!? …О, у меня историческое слово родилось!
Кто-то:
Ну, скажи.
Клейн:
Ну, как же — «скажи». Я ж заранее должен готовить, я потом скажу. При случае.
Белка:
Ну, тогда — «держи».
Клейн:
Историческое слово такое: «Да войди оно в историю!» (смех) Дима, открывай рот, говори какое-то слово, мы его объявим историческим, да и забудем.
Дима:
Эти два дня…
Клейн:
О-о-о!
Дима:
…были хороши! (аплодисменты)
Белка:
Сережу Гаврилова я хочу послушать. Я хочу тебя спросить, что в тебе изменилось с Карелии?
Гаврилов:
С Карелии?
Клейн:
Да он не помнит, он там пьянствовал (смех).
Гаврилов:
Один раз! Можно не заметить!
Клейн:
Что? Один раз?
Гаврилов:
Один раз-то всего!
Клейн:
Так я тебе всю жизнь это помнить буду! (смех) Как он улыбается!
Гаврилов:
Если честно сказать, надоело!
Клейн:
Та-а-ак!
Гаврилов:
Надоели там понты, вообще все это надоело, нафиг! Вот искал что-то, копал, думал щас где-то что-то как-то, прямо вот — ну, раз и все! — что-то поймешь и вперед, привет, тормоза отпустил и пошел (смех). Но чувствую — что не дождусь.
Клейн:
О! Отлично! (общий смех)
Гаврилов:
То есть, начал я, себя немножко приподнял, и как-то вот, с этого года. По капле подходил-подходил. Ну, думаю, все — не дождешься! То, что я вот понял с Карелии — то, что не дождусь.
Света:
Так это и было-то — понимание.
Гаврилов:
Ну, и сейчас как-то я выбрал себе… то есть, как-то у меня есть, в общем-то, где как-то его использовать. Ну, и как-то я начал усиленно копать, то есть действовать.
Клейн:
Ну, и давай нам пожелания всем
Гаврилов:
Какие пожелания могут быть? Исторические, тем более?
Клейн:
Ну, мало ли?
Гаврилов:
(смеется) Ну, вперед, и труба зовет!
Участница:
Это уже было.
Гаврилов:
Это было?
Участница:
А второе что?
Гаврилов:
Труба зовет!
Клейн:
Это, я так понимаю, на таком поэтическом языке, переводишь это свое — не дождетесь!
Гаврилов:
Не дождетесь, по-другому, бесполезно! У меня как-то вот в прошлый год вот это все началось. Ну, я только к Интернету подключился. Думаю, блин! Тут что-то не то совсем! (смех) Ну, там, кое с кем поспорил. В смысле — вот что действовать, если понятно, что ты весь кривой? То есть что ты не делал бы, все равно это будет криво, и все равно какие-то последствия для экологии нарастают. И вот я к этому подходил-подходил — а все равно никакого выхода не остается. Надо как-то, может быть, полегче, но все равно как-то — действовать.
Клейн:
Лотос как-то, восприняв, что «понимание нужно только для действия», и что нужно действовать, он сформулировал так: «Но когда понимания еще нет, нужно в действие переводить непонимание».
Даже если кривой, косой и «экологию загрязняешь», то все равно лучше действовать, чем не действовать. Причем, не просто «лучше», а другого и выхода-то нет. Для того, чтобы куда-то продвинуться.
Гаврилов:
Только надо видеть, что ты делаешь! Не просто так вот, с глазами вытаращенными, как вокруг меня бегают (громкий смех).
Клейн:
Это ты имеешь в виду нас всех? (смех) Обозвал, что, вытаращив глаза, бегают вокруг — теперь пожелание, чтоб хотя бы глаза закрыли.
Участница:
Или бегать перестали.
Сергей Гаврилов:
Ну, это понятно, не про вас.
Клейн:
Ну, ясно!
Белка:
Фразу последнюю. И точку.
Гаврилов:
А фразу — нечего фраз ждать-то, надо…
Клейн:
Отлично! «Нечего фраз ждать-то»!
Белка:
А в качестве бонуса я хочу услышать Ариеса.
Ариес:
Опа!
Белка:
Не смешно?
Клейн:
Нет, почему — смешно! Переставил — смысл не меняется: «В качестве Ариеса я хочу услышать Бонуса». Новый никнейм — «Бонус». Вот наш Бонус!
Марьяна:
Ай-ай, мультик это — «Белка и Бонус»!
Клейн:
Сокращенно — «Беля и Боня». (смех)
Ариес:
Ну, в общем, у меня в последнюю неделю очень много всего произошло. Семинар для меня не явился чем-то экстраординарным, как это был прошлый семинар. Я всю неделю… вот так вот меня кидает туда-сюда. В частности, я в «КСАНе» начал работать…
Клейн:
У меня такое ощущение, что ты как-то массивнее стал за время нашего…
Ариес:
Это хорошо или плохо?
Белка:
Он повзрослел.
Ариес:
Я надеюсь, что ума прибавилось
Белка:
Нет.
Клейн:
И последнюю неделю ты говоришь, тебя?..
Ариес:
Меня всю последнюю неделю колбасит, да. То есть меня — шшшу-у-ух! — летаю просто! На семинаре я просто продолжаю летать. Меня как-то вот на этой волне занесло на семинар и… То есть, он не то, как было раньше: ровное место — бух! — семинар, дальше ровное место. Тут вот — у-у-у-у! Вот! Это здорово вообще!
На самом деле, я, как неделю работал, сейчас я отдыхаю. Короче это все очень здорово, что здесь происходит! Да, кстати, Клейн, я вот хотел спросить, а то, что вот ДзенРу делает — все это и есть построение коммунизма, каким его Ленин видел?
Клейн:
Дело в том, что то, что известно под названием «коммунизм» — это на экономическом и политическом, социально-политическом языке и прежде всего на политэкономическом — выражение мысли, желания какого-то количества сознаний жить в открытом мире. И попытка — почему я говорю «на политэкономическом, на социальном»? — попытка вот так его сделать в рамках политики всей страны. Я имею в виду 17-й год — ну, вот такая попытка.
Безусловно, желание человека жить в чистом, красивом, настоящем, а не захламленном, не забитом какими-то корявостями мире — она выражается в разных формах. В форме создания чаньского монастыря, в форме Октябрьской социалистической революции — в разных, в разных формах человечество пытается туда продвинуться в лице каких-то своих представителей.
Это первое, чтобы было понятно, что «ну, да, это другое выражение одной и той же красивой и благородной мысли».
А второе, что важно, что если в отличие от чаньского монастыря здесь подразумевается еще какая-то экономика, какие-то проекты, внутри которых люди — ну, сознания — которые на основе совершенно других отношений строят совместные проекты, то это очень близко подходит к коммунизму.
Аналогия такая: вот есть семья, вот есть родители, есть дети. Обычная, любая семья. Там отношения — коммунистические. «Коммунистические» в том смысле, что ребенку наливают тарелку супа не за то, что он принес 5 дробинок, 2 пачки. Там нет «отношений обмена» — и не только формализованно, там даже ПРИНЦИПА их нет. Ребенка кормят, заботятся о нем, ругают, хвалят, потому что он ребенок, а ребенок относится к родителям не потому, что ему дают конфету или даже там… — он любит папу, он любит маму.
Ну, понятно, это можно сводить к чему угодно — даже к «обмену». Но это — неправильное «называние», неправильное «давание имен», неправильное проведение границ.
И вот эти отношения — это отношения на основе искреннего интереса друг к другу, любви. Они могут быть как угодно, например, искажены — но тем не менее, это принципиально иные отношения, чем отношения: «ты выточишь 20 деталей — получишь 3 куска хлеба и 2 кусочка сахара, и 2 копейки», это принципиально другие отношения.
Поэтому, если люди способны входить в такие отношения… — а это очень сложно, эти «отношения открытости», не принятой в мире. Бог для того, чтобы люди потренировались, он им дает два таких «естественных» входа. Это отношения «самец-самочка», чтобы хоть на этой почве они друг с другом обменивались, делились, не считая особенно точно, кто сколько кому. «Особенно точно» означает, что они все равно, заразы, скатываются в это, но хотя бы это для них зона, чтобы освоить какие-то другие отношения.
И отношения, опять-таки, родителей с детенышами. Вот, примерно, полгода назад мы собирались у моей старшей дочери, приехала средняя, с мужем, его зовут Леша, и Федя, внук, маленький такой. И Леша с ним возится, подбрасывает его вот так. Я говорю: «Вот, Леша, видишь, как все устроено — смотри, как ты с ним. А был бы не твой ребенок, так ты бы мимо прошел, еще и плюнул бы в него! А тут смотри! Вот так вот ты с ним!» «Ну, да, — говорит, — естественно».
То есть, на примере «детенышей-родителей» Бог создает такую зону, чтобы хоть как-то относились. Потому что иначе дурят всех, у детей леденцы отнимают — невозможно!
Соответственно, когда люди через такой опыт проходят, плюс внутри какое-то понимание образуется, плюс они понимают, что «фанерные» отношения — это глупо, вот они начинают стремиться создавать какую-то среду — и, в этом смысле, строить какой-то мир — где существуют истинные отношения, живые отношения.
Соответственно, не все сознания — ну, по крайней мере, в этот момент — способны на такие отношения, а с качествами «не менее, чем». Как-то они начинают кучковаться, а если при этом они еще и начинают в Интернет-лаборатории «КСАН» работать… — то есть это можно уже где-то говорить о коммунизме. Как только возникает экономическая деятельность, производство чего-либо, когда люди вступают между собой в отношения не только по поводу «побеседовать, чаю вместе попить», но и делать какое-то дело, они должны тогда это свое понимание — такие сознания, такие отношения — переводить в какую-то форму. А там, волей-неволей, получается «коммунизм», если брать альтернативой ему «капитализм», когда вот такие когти, вот такие клыки, вот такие зубы.
Вот, что я могу сказать о коммунизме.
Кто-то:
Да, близко.
Ариес:
Здорово!
Клейн:
И плюс, в отличие от ленинской концепции, сейчас становится понятным: Чтобы удержать этот уровень накала, этот поток, интенсивность потока, сознания должны быть вот такие мобильные, вот такие не тупые — вот такие, вот такие, вот такие! С уровнем всех качеств «не ниже, чем». Или — с «выдающимися способностями» (с) Шестой Патриарх.
И тогда здесь, потом там — можно других, кто уже «почти готов» чуть-чуть тащить дальше. А вот так это, как это был пример 17-го года… — ну, большая, большая слишком тяжесть. Ну, по крайней мере, становится сейчас ясно, понятно и очевидно, что если ты не умеешь быстро поворачиваться, четко принимать решения, что-то делать мастерски, правильно, то все, что ты делаешь, весь твой проект, вся твоя среда, она просядет на более простой, более корявый уровень. А чем более простой уровень, чем уровень более простой, тем меньше у тебя шансов чем-то вот таким удержать, и нужно его удерживать, вбивая, колья, втыкая когти, зубы, потому что, ну, вот такие вот это…
Или то, что Ленин говорил в 17-м году и до этого — что «вопрос стоит в производительности труда». Это на политэкономическом, экономическом и социально-экономическом языке выражение того факта, что «для того, чтобы удержать более высокий напор, более высокий слой, нужно быстрее поворачиваться, быть ловчее». Это выражается в обществе, как «производительность труда». Ниже если — то можно только лозунги на стенах писать и медленно-медленно-медленно умирать под бравурную музыку. Вот… да… То есть этот коммунизм, он рождается не из идейно-политических каких-то убеждений, а по-другому не могут складываться отношения между сознаниями такого уровня в тот момент, когда они начинают расширять свое поле деятельности больше, чем просто «попить вместе чаю». И как только они начинают еще и делать что-то, такие сознания — победа коммунизма неизбежна.
Ариес:
Ну, ты ответил на мой вопрос (улыбается). Что еще сказать? Я хочу сказать, что, ну, то есть, это круто вообще. То есть у меня в мире толчок к развитию появился, сильный причем достаточно. Вот, так что, я теперь… я считаю, что я увеличил скорость. Ну, в общем, это все лирика. Мне нечего больше сказать, ну, сейчас все круто в общем, вот так вот.
Клейн:
Я желаю тебе как можно дольше удержаться на этой волне, когда ты очень много делаешь, очень много работаешь, держишь себя в достаточно концентрированном состоянии, не отклоняясь на… ну, я не знаю, не на депрессии, но какие-то сопли, буксования … я тебе желаю удержаться на этом состоянии минимум полгода.
Ариес:
Спасибо!
Клейн:
И ты давай чего-нибудь пожелай, мне или нам с Белкой.
Ариес:
Я не знаю, чего вам пожелать, то есть…
Клейн:
Но ты же не желаешь нам ничего плохого?
Ариес:
Всего хорошего!
Клейн:
Принимаю! (смех, аплодисменты) Танечка, объяви время, пожалуйста.
Таня Слинка:
Сейчас без двадцати пяти два. В два часа у нас обед. И где-то сразу после обеда нужно будет все убрать здесь.
Клейн:
Хорошо, после обеда под твоим руководством здесь это все будет происходить. А до обеда осталось двадцать минут, это — подышать свежим воздухом, посмотреть на елки, прогуляться, поговорить друг с другом, попить чаю, ровно в два часа обед.
Всем спасибо! Все свободны!
| |
Выражаю благодарность Саше Бабкину и Ире Тугай, взявшим на себя труд перевести аудиозапись лекции в печатный текст. Спасибо.
Клейн.
14 февраля 2005 г.
|
|