Красный ДзенХелп Белый ДзенХелп Лекции семинаров по Второй логике Бодхисаттвская Правда		Юридическая Фирма «Ай Пи Про» (IPPRO) Интернет Магазин Настоящей Еды «И-МНЕ» Гео-чаты Hypple «Тикток + Лунатик» в России и СНГ

Мастер дзен Ольсон все уши мне прожужжала этой историей за последние 20 лет. Хотя нет. Это она себе в восхищении и воспоминании лет 20. Но не знала автора. А мне - последние лет 4, наверно. А тут - зашла в интернет и нашла за 2 секунды. Вместе с - оказывается, Рэй Бредбери! - именем автора. Рассказ чем хорошо? Он дает понять - ну, если задуматься - что 7 дней, 14, 7 лет, 70 лет - это одно и то же. Привет! Клейн. 07.02.2003.

(фрагмент)

1.

Ночью родился Сим. Он лежал, хныкал, на холодных камнях пещеры. Кровь толчками пробегала по его телу тысячу раз в минуту. Он рос на глазах. Мать лихорадочно совала ему в рот еду. Кошмар, именуемый жизнью, начался. Как только он родился, глаза его наполнились тревогой, которую сменил безотчетный, но оттого не менее сильный, непреходящий страх. Он подавился едой и расплакался. Озираясь кругом, он ничего не видел. Все тонуло в густой мгле. Постепенно она растаяла. Проступили очертания пещеры. Возник человек с видом безумным, диким, ужасным. Человек с умирающим лицом. Старый, высушенный ветрами, обожженный зноем, будто кирпич. Съежившись в дальнем углу, сверкая белками скошенных глаз, он слушал, как далекий ветер завывает над скованной стужей ночной планетой.

Не сводя глаз с мужчины, поминутно вздрагивая, мать кормила сына плодами, скальной травой, собранными у провалов сосульками. Он ел и рос все больше и больше. Мужчина в углу пещеры был его отец! На его лице жили еще только глаза. В иссохших руках он держал грубое каменное рубило, его нижняя челюсть тупо, бессильно отвисла.
Позади отца Сим увидел стариков, которые сидели в уходящем в глубь горы туннеле. У него на глазах они начали умирать. Пещера наполнилась предсмертными криками. Старики таяли, словно
восковые фигуры, провалившиеся щеки обтягивали острые скулы, обнажались зубы. Только что лица их были живыми, подвижными, гладкими, как бывает в зрелом возрасте. И вот теперь плоть высыхает, истлевает. Сим заметался на руках у матери. Она крепко стиснула его.
- Ну, ну, - успокаивала она его тихо, озабоченно поглядывая на отца - не потревожил ли его шум. Быстро прошлепали по камню босые ноги, отец Сима бегом пересек пещеру. Мать Сима закричала. Сим почувствовал, как его вырвали у нее из рук. Он упал на камни и покатился с визгом, напрягая свои новенькие, влажные легкие! Над ним вдруг появилось иссеченное морщинами лицо отца и занесенный для удара нож. Совсем как в одном из тех кошмаров, которые преследовали его еще во чреве матери. В течение нескольких ослепительных, невыносимых секунд в мозгу Сима мелькали вопросы. Нож висел в воздухе, готовый его вот-вот погубить. А в новенькой головенке Сима девятым валом всколыхнулась
мысль о жизни в этой пещере, об умирающих людях, об увядании и безумии. Как мог он это осмыслить? Новорожденный младенец! Может ли новорожденный вообще думать, видеть, понимать, осмысливать? Нет. Тут что-то не так! Это невозможно. Но вот же это происходит с ним. Прошел всего какой-нибудь час, как он начал жить. А в следующий миг, возможно, умрет! Мать бросилась на спину отца и оттолкнула в сторону руку с оружием.
- Дай мне убить его! - крикнул отец, дыша прерывисто, хрипло. - Зачем ему жить?
- Нет, нет! - твердила мать, и тщедушное старое тело ее повисло на широченной спине отца, а руки силились отнять у него нож. - Пусть живет! Может быть, его жизнь сложится по-другому! Может быть, он проживет дольше нашего и останется молодым!
Отец упал на спину подле каменной люльки. Лежа рядом с ним. Сим увидел в люльке чью-то фигурку. Маленькая девочка тихо ела, поднося еду ко рту тонкими ручками. Его сестра. Мать вырвала нож из крепко стиснутых пальцев мужа и встала, рыдая и приглаживая свои всклокоченные седые волосы. Губы ее подергивались.
- Убью! - сказала она, злобно глядя вниз на мужа. - Не трогай моих детей.
Старик вяло, уныло сплюнул и безучастно посмотрел на девочку в каменной люльке.
- Одна восьмая ее жизни уже прошла, - проговорил он, тяжело дыша.
- А она об этом даже не знает. К чему все это?
На глазах у Сима его мать начала преображаться, становясь похожей на смятый ветром клуб дыма. Худое, костлявое лицо растворилось в лабиринте морщин. Подкошенная мукой, она села подле него, трясясь и прижимая нож к своим высохшим грудям. Как и старики в туннеле, она тоже старилась, смерть наступала на нее. Сим тихо плакал. Куда ни погляди, его со всех сторон окружал ужас. Мысли Сима ощутили встречный ток еще чьего-то сознания. Он инстинктивно посмотрел на каменную люльку и наткнулся на взгляд своей сестры Дак. Два разума соприкоснулись, будто шарящие пальцы. Сим позволил себе расслабиться. Ум его начинал постигать. Отец вздохнул, закрыл веками свои зеленые глаза.
- Корми ребенка, - в изнеможении сказал он. - Торопись. Скоро рассвет, а сегодня последний день нашей жизни, женщина. Корми его. Пусть растет.
Сим притих, и сквозь завесу страха в его сознание начали просачиваться картины. Эта планета, на которой он родился, была первой от солнца. Ночи на ней обжигали морозом, дни были словно языки пламени. Буйный, неистовый мир. Люди жили в недрах горы, спасаясь от невообразимой стужи ночей и огнедышащих дней. Только на рассвете и на закате воздух ласкал легкие дыханием цветов, и в эту пору пещерный народ выносил своих детей на волю, в голую каменную долину. На рассвете лед таял, обращаясь в ручьи и речушки, на закате пламя остывало и гасло. И пока держалась умеренная, терпимая температура, люди торопились жить, бегали, игра - ли, любили, вырвавшись из пещерного плена. Вся жизнь на планете вдруг расцветала. Стремительно тянулись вверх растения, в небе брошенными камнями
проносились птицы. Мелкие четвероногие лихорадочно сновали между скал; все стремилось приурочить свой жизненный срок к этой быстротечной поре. Невыносимая планета! Сим понял это в первые же часы после своего рождения, когда в нем заговорила наследственная память. Вся его жизнь пройдет в пещерах, и только два часа в день он будет видеть волю. В этих наполненных воздухом каменных руслах он будет говорить, говорить с людьми своего племени, без перерыва для сна будет думать, думать, будет грезить, лежа на спине, но не спать.
И ВСЯ ЕГО ЖИЗНЬ ПРОДЛИТСЯ РОВНО ВОСЕМЬ ДНЕЙ.
Какая _ж_е_с_т_о_к_а_я_ мысль! Восемь дней. Восемь коротких дней.
Невероятно, невозможно, но это так. Еще во чреве матери далекий голос наследственной памяти говорил Симу, что он стремительно формируется, развивается и скоро появится на свет. Рождение мгновенно, как взмах ножа. Детство пролетает стремительно. Юношество - будто зарница. Возмужание - сон, зрелость - миф, старость - суровая быстротечная реальность, смерть - скорая неотвратимость.
Пройдет восемь дней, и он будет вот такой же полуслепой, дряхлый, умирающий, как его отец, который сейчас так подавленно глядит на свою жену и детей. Этот день - одна восьмая часть всей его жизни! Надо с толком использовать каждую секунду. Надо усвоить знания, заложенные в мозгу родителей.
ПОТОМУ ЧТО ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ОНИ БУДУТ МЕРТВЫ.
Какая страшная несправедливость! Неужели жизнь так скоротечна? Или не грезилась ему в предродовом бытии _д_о_л_г_а_я_ жизнь, не представлялись вместо раскаленных камней волны зеленой листвы и мягкий климат? Но раз ему все это виделось, значит, в основе грез должна быть истина? Как же ему искать и обрести долгую жизнь? Где? Как выполнить такую огромную и тяжелую задачу в восемь коротких, быстротекущих дней? И как его племя очутилось в таких условиях?
Вдруг, словно нажали какую-то кнопку, в мозгу его возникла картина.
Металлические семена, принесенные через космос ветром с далекой зеленой планеты, борясь с длинными языками пламени, падают на поверхность этого безотрадного мира... Из разбитых корпусов выбираются мужчины и женщины...
Когда?.. Давно. Десять тысяч дней назад. Оставшиеся в живых укрылись от солнца в недрах гор. Пламя, лед и бурные потоки стерли следы крушения огромных металлических семян. А люди оказались словно на наковальне под могучим молотом, который принялся их преображать. Солнечная радиация пропитала их плоть. Пульс участился - двести, пятьсот, тысяча ударов в минуту! Кожа стала плотнее, изменилась кровь. Старость надвигалась молниеносно. Дети рождались в пещерах. Круговорот жизни непрерывно ускорялся. И люди, застрявшие после аварии на чужой планете, прожили, подобно всем здешним животным, только одну неделю, причем дети их были обречены на такую же участь.
"Так вот в чем заключается жизнь", - подумал Сим. Не сказал про себя, ведь он не знал еще слов, мыслил образами, воспоминаниями из далекого прошлого, так уж было устроено его сознание, наделенное своего рода телепатией, проникающей сквозь плоть, и камень, и металл. На какой-то ступени нового развития у его племени возник дар телепатии и образовалась наследственная память - единственное благо, единственная надежда в этом царстве ужаса. "Итак, - думал Сим, - я - пятитысячный в долгом ряду никчемных сыновей. Что я могу сделать, чтобы меня через восемь дней не настигла смерть? Есть ли какой-нибудь выход?"
Глаза его расширились: в сознании возникла новая картина.
За этой долиной с ее нагромождением скал на небольшой горе лежит целое, невредимое металлическое семя - корабль, не тронутый ни ржавчиной, ни обвалами. Заброшенный корабль, единственный из всей флотилии, который не разбился, не сломался, он до сих пор пригоден для полета. Но до него так далеко... И никого внутри, кто бы мог помочь. Пусть так, корабль на далекой горе будет его предназначением. Ведь только этот корабль может его спасти.
Новая картина...
Глубоко в недрах горы в полном уединении работает горстка ученых. К ним он должен пойти, когда вырастет и наберется ума. Их мысли тоже поглощены мечтой о спасении - мечтой о долгой жизни, о зеленых долинах без зноя и стужи. Они тоже, томясь надеждой, глядят на далекий корабль на горе, на удивительный металл, которому не страшны ни коррозия, ни время. Скалы глухо застонали. Отец Сима поднял иссеченное морщинами безжизненное лицо.
- Рассветает, - сказал он.

2.

Утро расслабило могучие мускулы гранитной толщи. Наступил час обвалов.
Гулкое эхо туннелей подхватило звук бегущих босых ног. Взрослые, дети с нетерпеливыми, жаждущими глазами торопились наружу, где занимался день. Сим услышал вдали глухой рокот, потом крик, сменившийся тишиной. В долину низвергались обвалы. Камни срывались с места, и если путь вниз по склону начинала одна огромная глыба, то по дну долины рассыпались тысячи осколков и раскаленных трением картечин.
Каждое утро каменный ливень уносил по меньшей мере одну жертву.
Скальное племя бросало вызов обвалам. Поединок со стихиями вносил еще больше остроты в их и без того опасную, бурную и скоротечную жизнь. Сим почувствовал, как руки отца резко поднимают его и несут к выходу из туннеля - туда, откуда просачивался свет. Глаза отца пылали безумием. Сим не мог пошевельнуться. Он догадывался, что сейчас произойдет. Неся на руках маленькую Дак, за отцом спешила мать.
- Постой! Осторожно! - крикнула она мужу.
Высоко на горе что-то колыхнулось, стронулось.
- Пошли! - прорычал отец и выскочил наружу.
Сверху на них обрушился камнепад! С нарастающей быстротой сменялись в голове Сима восприятия - рушащиеся громады, пыль, сотрясение... Пронзительно вскрикнула мать. Их качало, трясло.
Еще один шаг - и они под открытым небом. За спиной у них продолжало грохотать. У входа в пещеру, где схоронились мать и Лак, выросла груда обломков. Рев лавины перешел в шуршание струйки песка. Отец Сима разразился хохотом.
- Проскочили! Клянусь небом! Проскочили живьем!
Он презрительно глянул на скалы и плюнул.
- Тьфу!
Мать выбралась через обломки наружу вместе с Дак и принялась бранить отца.
- Болван! Ты мог убить Сима!
- Еще не поздно, - огрызнулся он.
Сим не слушал их перепалки. Он смотрел будто завороженный на обломки, завалившие вход в соседнюю пещеру. Там из-под груды камня, впитываясь в землю, бежала струйка крови. И все, больше ничего не видно... Кто-то проиграл поединок.
Дак побежала вперед на податливых, хлипких ножках - голенькая и целеустремленная.
Воздух в долине был словно профильтрованное сквозь горы вино. Небо - вызывающе голубого цвета; в полдень оно накалится добела, ночью вспухнет багрово-черным синяком с оспинами болезненно мерцающих звезд. Мир Сима напоминал залив с приливами и отливами. Температурная волна то нахлынет в буйном всплеске, то схлынет. Сейчас в заливе было тихо, прохладно, и все живое стремилось к поверхности. Звонкий смех! Звучит где-то вдалеке... Но как же так? Неужели кому-то из его племени может быть до смеха? Надо будет потом попытаться выяснить, в чем дело. Внезапно в долине забурлили краски. Пробужденные неистовой утренней зарей, в самых неожиданных местах выглядывали растения. Прямо на глазах распускались цветы. Вот по голой скале ползут бледно-зеленые нити. А через несколько секунд между листиками уже ворочаются зрелые плоды. Передав Сима матери, отец принялся собирать недолговечный урожай. Алые, синие, желтые плоды попадали в висящий у него на поясе меховой мешок. Мать жевала молодую сочную зелень, пихала ее в рот Симу.
Его восприятия были отточены до предела. Он жадно впитывал знания.
Любовь, брак, нравы, гнев, жалость, ярость, эгоизм, оттенки и тонкости, реальность и рефлексия - он на ходу осмысливал эти понятия. Одно подводило к другому. Вид колышущихся зеленых растений так подействовал на Сима, что разум его пришел в смятение и стал кружиться, подобно гироскопу, ища равновесия в мире, где недостаток времени принуждал, не дожидаясь объяснений, самому исследовать и толковать. Пища, расходясь по организму, помогла ему разобраться в собственном строении и в таких вещах, как энергия и движение. Словно птенец, вылупляющийся из яйца. Сим представлял собой почти законченную систему, полностью развитую и вооруженную необходимым знанием. Он был обязан этим наследственности и готовым образам, телепатически передаваемым каждому разуму, всякому дыханию. Удивительное, окрыляющее свойство!

Вместе - мать, отец и двое детей - они шли, обоняя запахи, глядя, как птицы проносятся над долиной, и вдруг отец сказал:
- Помнишь?
Как это - "помнишь?" Разве вообще можно забыть что-то за те семь дней, что они прожили!
Муж и жена обменялись взглядом.
- Неужели это было всего три дня назад? - Она вздрогнула и закрыла
глаза, сосредотачиваясь. - Даже не верится. Ах, как это несправедливо...
Она всхлипнула, потом провела по лицу рукой и прикусила запекшуюся губу. Ветер теребил ее седые волосы.
- Теперь моя очередь плакать. Час назад плакал ты!
- Час... Половина жизни.
- Пошли. - Она потянула мужа за руку. - Пойдем, осмотрим все, ведь больше не придется.
- Через несколько минут взойдет солнце, - ответил старик. - Пора возвращаться.
- Еще только минуточку, - умоляла женщина.
- Солнце застигнет нас.
- Ну и пусть застигнет меня!
- Что ты такое говоришь!
- Ничего я не говорю, ровным счетом ничего, - рыдала женщина.
Вот-вот должно было появиться солнце. Зелень в долине начала жухнуть.
Родился обжигающий ветер. Вдалеке, где на скальные бастионы уже обрушились солнечные стрелы, искажая черты могучих каменных личин, срывались лавины - будто спадали мантии.
- Дак! - позвал отец.
Девочка откликнулась и побежала по горячим плитам долины, и волосы ее развевались, как черный флаг. С полными пригоршнями зеленых плодов она присоединилась к своим. Солнце оторочило пламенем край неба, воздух всколыхнулся и наполнился свистом. Люди пещерного племени обратились в бегство, на ходу крича и подбирая споткнувшихся ребятишек, унося в свои глубокие норы охапки зелени и плодов. В несколько мгновений долина опустела, если не считать забытого кем-то малыша. Он бежал по гладким плитам, но у него было совсем мало силенок, бежать оставалось еще столько же, а вниз по скалам уже катился могучий жаркий вал. Цветы сгорали, обращаясь в пепел; травы втягивались в трещины, словно обжегшиеся змеи. Ветер, подобный дыханию домны, подхватывал цветочные семена, и они сыпались в трещины и расселины, чтобы на закате опять прорасти, и дать цветы и семена, и снова пожухнуть. Отец Сима смотрел, как по дну долины вдалеке бежит одинокий ребенок. Сам он, его жена, Дак и Сим были надежно укрыты в устье пещеры.
- Не добежит, - сказал отец. - Не смотри туда, мать. Такие вещи лучше не видеть.
И они отвернулись. Все, кроме Сима. Он заметил вдали какой-то металлический блеск. Сердце отчаянно забилось в груди, в глазах все расплылось. Далеко-далеко, на самой вершине небольшой горы источало слепящие блики металлическое семя. Словно исполнилась одна из грез той поры, когда Сим еще лежал во чреве матери! Там, на горе, целое, невредимое, металлическое зернышко из космоса! Его будущее! Его надежда на спасение! Вот куда он отправится через два-три дня, когда - трудно себе представить - будет взрослым мужчиной!
Будто поток расплавленной лавы, солнце хлынуло в долину.
Бегущий ребенок вскрикнул, солнце настигло его, и крик оборвался.
С трудом волоча ноги, как-то вдруг постарев, мать Сима пошла по туннелю. Остановилась... Протянула руку вверх и обломила две сосульки, последние из намерзших за ночь. Одну подала мужу, другую оставила себе.
- Выпьем последний раз. За тебя, за детей.
- За _т_е_б_я_. - Он кивком указал на нее. - За детей.
Они подняли сосульки. Тепло растопило лед, и капли освежили их пересохшие рты.

3.

Целый день раскаленное солнце извергалось в долину. Сим этого не видел, но о мощи дневного пламени он хорошо мог судить по ярким картинам в сознании родителей. Вязкий свет просачивался в пещеры, выжигая все на своем пути, но глубоко не проникал. От него было светло и расходилось приятное тепло. Сим пытался отогнать от родителей наступающую старость, но, сколько ни напрягал разум, призывая себе на помощь образы, на глазах у него они превращались в мумии. Старость съедала отца, будто кислота. "Скоро со мной будет то же самое", - в ужасе думал Сим.
Сам он рос стремительно, буквально чувствуя, как в организме происходит обмен веществ. Каждую минуту его кормили, он без конца что-то жевал, что-то глотал. Образы, процессы начали связываться в его уме с определяющими их словами. Одним из таких слов было "любовь". Для Сима в нем крылось не отвлеченное понятие, а некий процесс, легкое дыхание, запах утренней свежести, трепет сердца, мягкий изгиб руки, на которой он лежал, наклоненное над ним лицо матери. Сначала он видел то или иное действие, потом в сознании матери искал и находил нужное слово. Гортань готовилась к речи. Жизнь стремительно, неумолимо увлекала его навстречу вечному забвению.
Сим _ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л_, как растут его ногти, как развиваются клетки, отрастают волосы, увеличиваются в размерах кости и сухожилия, разрастается мягкое, бледное восковое вещество мозга. При рождении чистый и гладкий, будто кружок льда, уже секундой позже мозг его, словно от удара камня, покрылся сеткой миллионов борозд и извилин, обозначающих мысли и открытия. Сестренка Дак то прибегала, то убегала вместе с другими тепличными детьми и безостановочно что-то уписывала. Мать ничего не ела, у нее не было аппетита, а глаза будто заткало паутиной.
- Закат, - произнес, наконец, отец.
День кончился. Смеркалось, послышалось завывание ветра. Мать встала.
- Хочу еще раз увидеть внешний мир... Только раз...
Трясясь, она устремила вперед невидящий взгляд. Глаза отца были закрыты, он лежал подле стены.
- Не могу встать, - еле слышно прошептал он. - Не могу.
- Дак! - прохрипела мать, и дочь подбежала к ней. - Держи.
Она передала дочери Сима.
- Береги Сима, Дак, корми его, заботься о нем.
Последнее ласковое прикосновение материнской руки...
Дак молча прижала Сима к себе, ее большие влажные глаза зелено поблескивали.
- Ступай, - сказала мать. - Вынеси его на волю в час заката.
Веселитесь. Собирайте пищу, ешьте. Играйте.
Не оглядываясь назад, Дак пошла к выходу. Сим изогнулся у нее на руках, глядя через плечо сестры потрясенными, неверящими глазами. У него вырвался крик, и губы каким-то образом сложились, дав выход первому в его жизни слову:
- Почему?..
Он увидел, как оторопела мать.
- Ребенок заговорил!
- Ага, - отозвался отец. - Ты расслышала, что он сказал?
- Расслышала, - тихо сказала мать.
Шатаясь, она медленно добрела до отца и легла рядом с ним. Последний раз Сим видел, как его родители передвигаются.

4.

Ночь наступила и минула, и начался второй день.
Всех умерших за ночь отнесли на вершину невысокого холма. Траурное шествие было долгим: много тел. Дак шла вместе со всеми, ведя за руку ковыляющего кое-как Сима. Он научился ходить за час до рассвета.
С холма Сим снова увидел вдали металлическое зернышко. Но больше никто туда не смотрел и никто о нем не говорил. Почему? Может быть, есть на то причина? Может быть, это мираж? Почему они не бегут туда? Не молятся на это зернышко? Почему не попробуют добраться до него и улететь в космос?
Отзвучали траурные речи. Тела положили в ряд на открытом месте, где солнце через несколько минут их кремирует. Затем все повернули обратно и ринулись вниз по склону, спеша использовать немногие минутки свободы - побегать, поиграть, посмеяться на воздухе, пахнущем свежестью.
Дак и Сим, щебеча, будто птицы, добывали себе пищу среди скал и делились друг с другом тем, что успели узнать. Ему шел второй день, ей - третий. Обоих подхлестывал бурный темп их скоротечной жизни.
Сейчас она повернулась к ним еще одной гранью. Из-за скал наверху, держа в сжатых кулаках острые камни и каменные ножи, выскочило полсотни молодых мужчин. С криками они помчались к невысокой черной гряде скальных зубцов вдалеке. "Война!" - отдалось в мозгу Сима. Новая мысль оглушила его, потрясла. Эти люди побежали сражаться и убивать других людей, что живут там, среди
черных скал. Но почему? Зачем сражаться и убивать - разве жизнь и без того не чересчур коротка? От далекого гула схватки ему стало не по себе.
- Почему, Дак, почему?
Дак не знала. Может быть, они поймут завтра. Сейчас надо есть - есть для поддержания сил и жизни. Дак напоминала ящеричку, вечно что-то нащупывающую языком, вечно голодную. Кругом повсюду сновали бледные ребятишки. Один мальчуган юркнул, словно жучок, вверх по склону, сшиб Сима с ног и прямо перед носом у него схватил соблазнительную красную ягоду, которую тот нашел под выступом.

Прежде чем Сим успел встать, мальчуган уже управился с добычей. Сим набросился на него, они вместе упали и покатились вниз причудливым комком, пока Дак, визжа, не разняла их. У Сима сочилась кровь из ссадин. Какая-то часть его сознания, глядя как бы со стороны, говорила: "Это не годится. Дети не должны так поступать. Это плохо!"
Дак шлепками прогнала маленького разбойника.
- Уходи отсюда! - крикнула она. - Как тебя звать, безобразник?
- Кайон! - смеясь, ответил мальчуган. - Кайон, Кайон, Кайон!
Сим смотрел на него со всей свирепостью, какую могло выразить его маленькое юное лицо. Он задыхался: перед ним был враг. Как будто Сим давно дожидался, чтобы враждебное начало воплотилось не только в окружающей среде, но и в каком-то человеке. Его сознание уже постигло обвалы, зной, холод, скоротечность жизни, но это все было связано со средой, с окружающим миром - неистовые, бессознательные проявления неодушевленной природы, порожденные гравитацией и излучением. А тут в лице этого наглого Кайона он познал врага мыслящего!
Отбежав в сторонку, Кайон остановился и ехидно прокричал:
- Завтра я буду такой большой, что смогу тебя убить!
С этими словами он исчез за камнем. Мимо Сима, хихикая, пробегали дети. Кто из них станет его другом, кто - врагом? И как вообще за столь чудовищно, короткий жизненный срок могут возникнуть друзья и враги? Разве успеешь приобрести тех или других? Дак, читая мысли брата, повела его дальше. Продолжая поиски пищи, она лихорадочно шептала ему на ухо:
- Украли у тебя еду - вот и враг. Подарили длинный стебель - вот и друг. Еще враждуют из-за мыслей и мнений. В пять секунд ты нажил себе смертельного врага. Жизнь так коротка, что с этим надо поторапливаться.
И она рассмеялась со странной для столь юного существа иронией, отражающей преждевременную зрелость мысли.
- Тебе надо будет биться, чтобы защитить себя. Тебя будут пытаться убить. Есть поверие, глухое поверие, будто часть жизненной энергии убитого переходит к убийце и за счет этого можно прожить лишний день. Понял? И пока кто-то в это верит, ты в опасности.
Но Сим не слушал ее. От стайки хрупких девчушек, которые завтра станут выше и стройнее, послезавтра оформятся, а еще через день найдут себе мужа, отделилась резвушка с волосами цвета фиолетово-голубого пламени. Пробегая мимо, она задела Сима, их тела соприкоснулись. Сверкнули глаза, светлые, как серебряные монеты. И он уже знал, что обрел друга, любовь, жену, которая через неделю будет лежать с ним рядом на погребальном костре, когда солнце примется слущивать их плоть с костей. Всего один взгляд, но он на миг заставил их окаменеть.
- Как тебя звать? - крикнул Сим вдогонку.
- Лайт! - смеясь, ответила она.
- А меня - Сим, - сказал он сконфуженно, растерянно.
- Сим! - повторила она, устремляясь дальше. - Я запомню!
Дак толкнула его в бок.
- Держи, _е_ш_ь_, - сказала она задумавшемуся брату. - Ешь, не то не вырастешь и не сможешь ее догнать.
Откуда ни возьмись, появился бегущий Кайон.
- Лайт! - передразнил он, ехидно приплясывая. - Лайт! Я тоже запомню Лайт!
Высокая, стройная, как хворостинка, Дак печально покачала черным облачком волос.
- Я наперед могу тебе сказать, что тебя ждет, братик. Тебе скоро понадобится оружие, чтобы сражаться за эту Лайт. Но нам пора, солнце вот-вот выйдет!
И они побежали обратно к пещере.

5.

Четверть жизни позади! Минуло детство. Он стал юношей! Вечером буйные ливни хлестали долину. Сим видел, как новорожденные потоки бороздили долину, отрезая гору с металлическим зернышком. Он старался все запоминать. Каждую ночь - новая река, свежее русло.
- А что за долиной? - спросил Сим.
- Туда никто не доходил, - объяснила Дак. - Все, кто пытались добраться до равнины, либо замерзали насмерть, либо сгорали. Полчаса бега - вот предел изведанного края. Полчаса туда, полчаса обратно.
- Значит, еще никто не добирался до металлического зернышка?
Дак фыркнула.
- Ученые - они пробовали. Дурачье. Им недостает ума бросить эту затею. Ведь пустое дело. Чересчур далеко.
Ученые. Это слово всколыхнуло душу Сима. Он почти успел забыть видение, которое представлялось ему перед самым рождением и сразу после него.
- А где они, эти Ученые? - нетерпеливо переспросил он.
Дак отвела взгляд.
- Хоть бы я и знала, все равно не скажу. Они убьют тебя своими опытами. Я не хочу, чтобы ты ушел к ним! Живи сколько положено, не обрывай свою жизнь на половине в погоне за этой дурацкой штукой там, на горе.
- Узнаю у кого-нибудь другого!
- Никто тебе не скажет. Все ненавидят Ученых. Самому придется отыскивать. И допустим, что ты их найдешь... Что дальше? Ты нас спасешь? Давай, спасай нас, мальчуган. - Она злилась, половина ее жизни уже прошла.
- Нельзя же только сидеть, да разговаривать, да есть, - возразил он. - И больше _н_и_ч_е_г_о_!..
Он вскочил на ноги.
- Иди, иди, ищи их! - едко отрезала она. - Они помогут тебе забыть.
Да, да. - Она выплевывала слова. - Забыть, что еще несколько дней - и твоей жизни конец!
Занявшись поиском. Сим бегом преодолевал туннель за туннелем. Иногда ему казалось, что он уже на верном пути. Но стоило спросить окружающих, в какой стороне лежит пещера Ученых, как его захлестывала волна чужой ярости, волна смятения и негодования. Ведь это Ученые виноваты что их занесло в такой ужасный мир! Сим ежился под градом бранных слов. В одной из пещер он тихо подсел к другим детям, чтобы послушать речи взрослых мужей. Наступил Час Учения, Час Собеседования. Как ни томила его задержка, как ни терзало нетерпение при мысли о том, что поток жизни быстро иссякает и смерть надвигается, подобно черному метеору, Сим понимал, что разум его нуждается в знании. Эту ночь он проведет в школе. Но ему не сиделось. Осталось жить всего _п_я_т_ь_ дней. Кайон сидел напротив Сима, и тонкогубое лицо его выражало вызов. Между ними появилась Лайт. За прошедшие несколько часов она еще подросла, ее движения стали мягче, поступь тверже, волосы блестели ярче. Улыбаясь, она села рядом с Симом, а Кайона словно и не заметила. Кайон насупился и перестал есть. Пещеру наполняла громкая речь. Стремительная, как стук сердца, - тысяча, две тысячи слов в минуту. Голова Сима усваивала науку. С открытыми глазами он словно погрузился в полусон, чуткую дремоту, чем-то напоминающую внутриутробное состояние. Слова, что отдавались где-то вдалеке, сплетались в голове в гобелен знаний.

Ему представились луга, зеленые, без единого камня, сплошная трава, - широкие луга, волнами уходящие навстречу рассвету, и ни леденящего холода, ни жаркого духа обожженных солнцем камней. Он шел через эти зеленые луга. Над ним, высоко-высоко в небе, которое дышало ровным мягким теплом, пролетали металлические зернышки. И все кругом протекало так медленно, медленно, медленно...
Птицы мирно сидели на могучих деревьях, которым нужно было для роста сто, двести, пять тысяч дней. Все оставалось на своих местах, и птицы не спешили укрыться, завидев солнечный свет, и деревья не съеживались в испуге, когда их касался солнечный луч.
Люди в этом сне ходили не торопясь, бегали редко, и сердца их бились размеренно, а не в безумном, скачущем ритме. Трава оставалась травой, ее не пожирало пламя. И люди говорили не о завтрашнем дне и смерти, а о завтрашнем дне и жизни. Причем все казалось таким знакомым, что, когда кто-то взял Сима за руку, он и это принял за продолжение сна. Рука Лайт лежала в его руке.
- Грезишь? - спросила она.
- Да.
- Это для равновесия. Жизнь устроена несправедливо, вот разум и находит утешение в картинах, которые хранит наша память.
Он несколько раз ударил кулаком по каменному полу.
- Это ничего не исправляет! К черту! Не хочу, чтобы мне напоминали о том хорошем, что я утратил! Лучше бы нам ничего не знать! Почему мы не можем жить и умереть так, чтобы никто не знал, что наша жизнь идет не так, как надо?
Из искаженного гримасой полуоткрытого рта вырывалось хриплое дыхание.
- Все на свете имеет свой смысл, - сказала Лайт. - Вот и это придает смысл нашей жизни, заставляет нас что-то делать, что-то задумывать, искать какой-то выход.
Его глаза стали похожи на огненные изумруды.
- Я поднимался по склону зеленого холма, шел медленно-медленно, - сказал он.
- Того самого холма, на который я поднималась час назад? - спросила Лайт.
- Может быть. Что-то очень похожее. Только сон лучше яви. - Он прищурил глаза. - Я смотрел на людей, они не были заняты едой.
- А разговором?
- И разговором тоже. А мы все время едим и все время говорим. Иногда эти люди в моем сне лежали с закрытыми глазами и совсем не шевелились.
Лайт глядела на него, и тут произошла страшная вещь. Ему вдруг представилось, что ее лицо темнеет и покрывается старческими морщинами. Волосы над ушами - будто снег на ветру, глаза - бесцветные монеты в паутине ресниц. Губы обтянули беззубые десны, нежные пальцы обратились в опаленные прутики, подвешенные к омертвелому запястью. На глазах у него увядала, погибала ее прелесть. В ужасе Сим схватил Лайт за руку... и подавил рвущийся наружу крик: ему почудилось, что и его рука жухнет.
- Сим, ты что?
От вкуса этих слов у него стало сухо в рту.
- Еще пять дней...
- Ученые...
Сим вздрогнул. Кто это сказал? В тусклом свете высокий мужчина продолжал говорить:
- Ученые забросили нас на эту планету и погубили с тех пор напрасно тысячи жизней, бездну времени. Все их затеи впустую, никому не нужны. Не трогайте их, пусть живут, но и не жертвуйте им ни одной частицы вашего времени. Помните, вы живете только однажды.
Да где же они находятся, эти ненавидимые Ученые? Теперь, после Уроков, после Часа Собеседования, Сим был полон решимости их отыскать. Теперь он вооружен знанием и может начинать свою битву за свободу, за корабль!
- Сим, ты куда?
Но Сима уже не было. Эхо топота бегущих ног затерялось в переходе, выложенном гладкими плитами.
Казалось, половина ночи потрачена напрасно. Он потерял счет тупикам.
Много раз на него нападали молодые безумцы, которые рассчитывали присвоить его жизненную энергию. Вдогонку ему летели их бредовые выкрики. Кожу исчертили глубокие царапины, оставленные алчными ногтями. И все-таки Сим нашел то, что искал.
Горстка мужчин ютилась в базальтовом мешке в недрах горы. На столе перед ними лежали неведомые предметы, вид которых, однако, родил отзвук в душе Сима. Ученые работали по группам - старики решали важные задачи, образовали звенья единого процесса. Каждые восемь дней состав группы, работающей над той или иной проблемой, полностью обновлялся. Общая отдача была до нелепости мала. Ученые старились и умирали, едва достигнув творческой зрелости. Созидательная пора каждого составляла от силы двенадцать часов.
Три четверти жизни уходило на учение, а за короткой порой творческой отдачи тут же следовали дряхлость, безумие, смерть. Все обернулись, когда вошел Сим.
- Неужели пополнение? - сказал самый старый.
- Не думаю, - заметил другой, помоложе. - Гоните его прочь. Это, должно быть, один из тех, что подстрекают людей воевать.
- Нет-нет, - возразил старик. Шаркая по камню босыми ступнями, он подошел к Симу. - Входи, мальчик, входи.
Глаза у него были приветливые, уравновешенные, не такие, как у порывистых жителей верхних пещер. Серые спокойные глаза.
- Что тебе нужно?
Сим смешался и опустил голову, не выдержав спокойного ласкового взгляда.
- Жить, - прошептал он.
Старик негромко рассмеялся. Потом тронул Сима за плечо.
- Ты из какой-нибудь новой породы? Или, может быть, ты больной? - допытывался он почти всерьез. - Почему ты не играешь? Почему не готовишь себя к поре любви, к женитьбе, к отцовству? Разве ты не знаешь, что завтра вечером будешь - почти взрослым? Не понимаешь, что жизнь пройдет мимо тебя, если ты не будешь осмотрительным?
Старик смолк. С каждым вопросом глаза Сима переходили с предмета на предмет. Сейчас он смотрел на приборы на столе.
- Мне не надо было сюда приходить? - спросил он.
- Конечно, надо было, - прогремел старик. - Но это чудо, что ты пришел. Вот уже тысяча дней, как мы не получали пополнения извне!
Приходится самим выращивать ученых, в собственной закрытой системе.
Сосчитай-ка нас! Шесть! Шестеро мужчин! И трое детей. Могучая сила, верно? - Старик плюнул на каменный пол. - Мы зовем добровольцев, а нам отвечают: "Обратитесь к кому-нибудь другому!" Или: "Нам некогда!" А знаешь, почему они так говорят?
- Нет. - Сим пожал плечами.
- Потому что каждый думает о себе. Конечно, им хочется жить дольше, но они знают, что, как бы ни старались, вряд ли _и_м_ лично прибавится хоть один день. Возможно, потомки будут жить дольше. Но ради потомков они не согласны жертвовать своей любовью, своей короткой юностью, даже хотя бы одним часом заката или восхода!
Сим прислонился к столу.
- Я понимаю, - серьезно сказал он.
- Понимаешь? - Старик рассеянно посмотрел на Сима. Потом вздохнул и ласково потрепал его по руке. - Ну конечно, понимаешь. Можно ли требовать от кого-нибудь, чтобы понимал больше. Ты молодец.
Остальные окружили кольцом Сима и старика.
- Мое имя Дайнк. Завтра ночью мое место займет Корт. Я к тому времени умру. На следующую ночь кто-то другой сменит Корта, а потом придет твоя очередь, если ты будешь трудиться и верить. Но прежде я хочу дать тебе подумать. Возвращайся к своим товарищам по играм, если хочешь. Ты кого-нибудь полюбил? Возвращайся к ней. Жизнь коротка. С какой стати тебе печалиться о тех, кто еще не родился! У тебя есть право на юность. Ступай, если хочешь. Ведь если ты останешься, все твое время уйдет только на то, чтобы трудиться, стариться и умереть за работой. Правда, ты будешь делать доброе дело. Ну?
Сим оглянулся на туннель. Где-то там завывал ветер, и пахло варевом, и шлепали босые ноги, и звучал, радуя сердце, молодой смех. Он сердито дернул головой, на глазах его блеснула влага.
- Я остаюсь, - сказал он.

6.

Третья ночь и третий день остались позади. Наступила четвертая ночь.
Сим втянулся в жизнь ученых. Ему рассказали про металлическое зернышко на вершине далекой горы. Рассказали про много зернышек - так называемые "корабли", и как они потерпели крушение, про то, как уцелевшие, которые укрылись среди скал, начали быстро стариться и в отчаянной борьбе за жизнь забыли все науки. В такой вулканической цивилизации знание механики не могло сохраниться. Всякий жил только настоящей минутой. О вчерашнем дне никто не думал, завтрашний день зловеще глядел в глаза. Но та самая радиация, которая ускорила старение, породила и своего рода телепатическое общение, помогающее новорожденным воспринимать и осмысливать. А получившая силу инстинкта наследственная память сохранила картины других времен.
- Почему мы не пробуем добраться до корабля на горе? - спросил Сим.
- Слишком далеко. Понадобится защита от солнца, - объяснил Дайнк.
- Вы пробовали придумать защиту?
- Мази и втирания, одеяния из камня и птичьих перьев, а также в последнее время - из жестких металлов. Но ничто не помогает. Еще десять тысяч поколений, и нам, возможно, удастся изготовить охлаждаемый водой панцирь, который защитит нас на пути к кораблю. Но мы работаем очень медленно и все на ощупь. Сегодня утром я, зрелый муж, взял в руки инструмент. Завтра, умирая, отложу его. Что может сделать человек за один день? Будь у нас десять тысяч человек, задачу удалось бы решить...
- Я пойду к кораблям, - сказал Сим.
- И погибнешь, - произнес старик в тишине, воцарившейся после слов Сима. Все смотрели на мальчика. - Ты очень эгоистичный юноша.
- Эгоистичный? - возмутился Сим.
Старик повел рукой в воздухе.
- Но такой эгоизм мне по душе. Ты хочешь жить дольше и готов все для этого сделать. Хочешь добраться до корабля. Но я говорю тебе, что ничего не выйдет. И все же, если ты будешь настаивать, я не смогу тебе помешать. По крайней мере ты не уподобишься тем из нас, которые уходят на войну, чтобы выиграть несколько лишних дней жизни.
- На войну? - переспросил Сим. - О какой войне тут может быть речь? По его телу пробежала дрожь. Непонятно...
- Об этом завтра, - сказал Дайнк. - А сейчас слушай.
Еще одна ночь прошла.

7.

Настало утро. По одному из ходов, крича и плача, прибежала Лайт и упала прямо в объятия Сима. Она опять изменилась. Стала еще старше и еще прекраснее. Дрожа, она прижималась к нему.
- Сим, они идут за тобой!
В туннеле нарастал, приближаясь, звук шагающих босых ног. Показался Кайон. Он тоже вытянулся в длину, и в каждой его руке было по острому камню.
- А, вот ты где, Сим!
- Уходи! - яростно крикнула Лайт, замахиваясь на него.
- Без Сима не уйдем, - твердо ответил Кайон. И, улыбаясь, повернулся к Симу. - _Е_с_л_и_, конечно, он готов сражаться вместе с нами.
Дайнк, волоча ноги, вышел вперед, его глаза часто мигали, худые руки трепетали по-птичьи в воздухе.
- Ступайте! - гневно произнес он тонким голосом. - Этот юноша теперь Ученый. Он работает с нами.
Кайон перестал улыбаться.
- Его ждет работа получше этой. Мы идем воевать с обитателями дальних скал. - Глаза Кайона беспокойно блестели. - Ты ведь пойдешь с нами, Сим?
- Нет, нет! - Лайт повисла на руке Сима.
Сим погладил ее плечо, потом обернулся к Кайону.
- Почему вы решили напасть на тех людей?
- Три лишних дня ждут того, кто пойдет с нами.
- Три лишних дня? Три дня жизни?
Кайон уверенно кивнул.
- Если мы победим, будем жить вместо восьми одиннадцать дней. Там, где они живут, в скалах есть особая горная порода, она защищает от радиации! Подумай, Сим, три долгих славных дня жизни. Идешь с нами?
- Идите без него, - вмешался Дайнк. - Сим - мой ученик!
Кайон фыркнул.
- Шел бы ты умирать, старик. Сегодня на закате от тебя останутся одни обугленные кости. Кто ты такой, чтобы командовать нами? Мы молоды, мы хотим жить дольше.
Одиннадцать дней. Невероятно. Одиннадцать дней. Теперь Сим понимал, что порождает войны. Кто не пойдет воевать за то, чтобы почти наполовину продлить свою жизнь? Столько лишних дней жизни! Да. В самом деле, почему нет?
- Три лишних дня, - произнес скрипучий голос Дайнка. - _Е_с_л_и_ вы до этого доживете. Если вас не убьют в бою. _Е_с_л_и_. _Е_с_л_и_! Вы еще никогда не побеждали. Всегда проигрывали!
- Но на этот раз, - твердо заявил Кайон, - мы победим!
Сим недоумевал.
- Но мы ведь все одной крови. Почему нельзя вместе жить там, где скалы защищают лучше?
Кайон рассмеялся, сжимая в руке острый камень.
- Те, кто там живет, считают себя лучше нас. Так всегда думает тот, кто сильнее. К тому же и пещеры там меньше, в них помещается только триста человек.
Три лишних дня.
- Я пойду с вами, - сказал Сим Кайону.
- Отлично! - Что-то Кайон уж очень обрадовался.
Дайнк порывисто вздохнул.
Сим повернулся к Дайнку и Лайт.
- Если я сумею победить в бою, то окажусь ближе к кораблю. И у меня в запасе будет три лишних дня, чтобы попытаться дойти до него. Кажется, у меня просто нет выбора.
Дайнк печально кивнул.
- Да, это так. Я верю тебе. Ступай же.
- Прощайте, - сказал Сим.
Лицо старика отразило удивление, потом он рассмеялся, словно в ответ на беззлобную шутку.
- Верно, ведь я тебя больше не увижу... Ну что ж, прощай.
И они пожали друг другу руку.
Все вместе: Кайон, Сим, Лайт и другие - дети, быстро вырастающие в бойцов, - покинули пещеру Ученых. Огонек в глазах Кайона не сулил ничего доброго.

Лайт пошла с Симом. Она собрала для него камни и понесла их. Уходить домой отказалась, сколько он ее ни убеждал. Они шагали через долину: близился восход.
- Прошу тебя, Лайт, ступай домой!
- Чтобы ждать возвращения Кайона? - сказала она. - Он решил, что я стану его женой, когда ты умрешь.
Она сердито тряхнула своими неправдоподобно голубыми кудрями.
- Нет, я пойду с тобой. Если ты погибнешь в бою, я тоже погибну.
Лицо Сима посуровело. Он сильно вырос. За ночь мир словно съежился.
Стайки детей, которые с ликующими криками собирали плоды, вызвали у него удивление, даже недоумение: неужели он сам всего три дня назад был таким? Странно. В голове Сима отложился гораздо более долгий срок, как будто он на самом деле прожил тысячу дней. Пласт событий и размышлений в его сознании был таким мощным, таким многоцветным и многообразным, что просто не верилось - да разве могло столько всего произойти за считанные дни?
Бойцы бежали по двое, по трое. Сим посмотрел вперед, на торчащие вдали невысокие черные зубцы. "Сегодня мой четвертый день, - сказал он себе. - А я еще ни на шаг не приблизился к кораблю, ни к чему не приблизился, даже к той, - он слышал рядом легкую поступь Лайт, - которая несет мое оружие и собирает для меня спелые ягоды".
Половина жизни прошла. Или одна треть... Если он выиграет эту битву.
Е_с_л_и_. Сим бежал легко, упруго, непринужденно. "Сегодня я как-то особенно остро ощущаю свое бытие. Я бегу и ем, ем и расту, расту и с замиранием сердца обращаю взгляды на Лайт. И она тоже с нежностью глядит на меня... День нашей юности... Неужели мы тратим его впустую? Расходуем на вздор, на химеру?"
Издалека донесся смех. В детстве смех настораживал Сима. Теперь он его понимал. Этот смех родился в душе человека, который взбирался на высокие скалы, собирал там зеленые листья, пил хмельное вино с утренних сосулек, ел горные плоды и впервые вкушал сладость юных губ. Вот уже близко скалы противника. А у Сима перед глазами - стройная осанка Лайт. Он словно впервые открыл для себя ее шею, коснувшись которой можно сосчитать биение сердца, и пальцы, которые трепетно льнут к твоим пальцам, и... Лайт резко повернулась.
- Гляди вперед! - крикнула она. - Следи за тем, что предстоит...

Гляди только вперед.
У него было такое чувство, словно они пробегают мимо большого куска своей жизни, вся юность остается позади, и даже некогда оглянуться.
- Глаза устали смотреть на камни, - сказал он на бегу.
- Найди себе новые камни!
- Я вижу камни... - Голос его стал ласковым, как ее ладонь. Ландшафт уплывал назад. Сим будто летал в объятиях нежного дремотного ветерка. - Вижу камни, ущелье, прохладную тень и каменные ягоды густо, как роса. Тронешь камень, и ягоды сыплются вниз беззвучной красной лавиной, и травы такие шелковистые.
- Не вижу! - Она побежала быстрее, глядя в другую сторону.
Он видел пушок на ее шее - будто тонкий серебристый мох на холодной стороне булыжников, что колышется от легчайшего дыхания. Потом представил самого себя, с напряженно сжатыми кулаками, мчащегося вперед, навстречу смерти. На его руках вздулись упругие жилы.
Лайт протянула ему какую-то пищу.
- Я не хочу есть, - сказал он.
- Ешь, ешь как следует, - строго велела она. - Чтобы были силы для битвы.
- Господи! - с болью воскликнул он. - Кому нужны эти битвы!
Навстречу им вниз по склону запрыгали камни. Один из бойцов упал с расколотым черепом. Война началась. Лайт передала Симу оружие. Дальше они бежали без слов до самого боевого рубежа.
Сверху, из-за бастионов противника, на них обрушился искусственный обвал.

Теперь одна мысль владела Симом. Убивать, лишать жизни других, чтобы жить самому, закрепиться здесь, продлить свою жизнь и попробовать достичь корабля. Он приседал, уклонялся, хватал камни и метал их вверх. В левой руке у него был плоский каменный шит, которым он отбивал летящие сверху обломки. Кругом раздавались хлопки. Лайт бежала рядом, ободряя его. Один за другим впереди упали двое, оба убиты наповал - грудь распорота до кости, кровь бьет фонтаном...
И ведь все понапрасну. Сим мгновенно осознал бессмысленность затеянной ими схватки. Штурмом эту скалу не взять. Глыбы катились сверху сплошной лавиной. Десять бойцов пали с черными осколками в мозгу, еще у пятерых плетью повисли переломанные руки. Кто-то вскрикнул - белый коленный сустав торчал из кожи, распоротой метко брошенными кусками гранита. Атакующие спотыкались о тела убитых.

(главное - сказано в этом фрагменте, а продолжение самого рассказа, как рассказа, можно найти в интернет)

* * *

ПРИМЕРЫ КЛАССИКА

Copyright © 1999-2014 ZenRu