Номинация "Юмористическая миниатюра"

Сурат

Где скрывался Иисус?

Иуда долго думал, к какой категории психов следует отнести этого умалишенного. Большинство слабоумных сынов израилевых зацикливались на том, что именно они являются долгожданными Мессиями, но этот – наоборот, не только не утверждал своей божественности, но и был готов заплатить любую цену за то, чтобы встретить грядущего пророка, в реальное существование которого он верил свято. Его помешательство было настолько нестандартно, что Иуда принес второй кувшин вина, и язык у психа развязался еще больше.
«Подумать только, - сокрушался псих, - столько лет подготовки, постоянное финансирование со стороны правительства, боже ты мой!.. Да этих денег на три годовых госбюджета хватило бы. А я уже пять лет здесь ошиваюсь – и ничего. По нашим подсчетам, его должны были распять еще в прошлом году, а он даже не появлялся. Никаких толп, никаких хлебов, мертвые не ходят, слепые не прозревают – глухо, как в танке»
«Что такое танк?» - вежливо полюбопытствовал Иуда.
«Танк – это… эээ… - псих озадаченно почесал затылок. – Это как Иерихонская Труба, только бронированная и сама ездит. Да бог с ним, с танком! Слушай, а, может быть, на самом деле и не было никаких толп, ведь у Булгакова никаких толп не было! Может, все тайно было – закрытая секта, вход только по паролям… Может, я сейчас с тобой разговариваю, а ты – один из них. А, может, ты – это Он?»
«Неее, - возразил Иуда. – Тут я тебе точно сказать могу – я это я»
«Вот и все так говорят, - сокрушенно вздохнул псих. – Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Раньше, веришь ли, я и конспирацию строгую соблюдал и все такое, да и сейчас, конечно, соблюдаю – по большому счету. Это я только с тобой ведь так откровенно могу… Ты меня уважаешь?»
«Я?! – изумился Иуда. – Да я маму родную так не уважаю, как тебя. А ты меня?»
«Уважаю! – тряхнул головой псих. – Потому и не скрываю от тебя ничего. С тобой бы я в разведку пошел, да только мы, разведчики, парами не ходим. С другой стороны, это и не важно вовсе. Даже если б ты иудой оказался и стал болтать…»
«Но я и так Иуда» - напомнил Иуда.
«Конечно, - согласился псих. – У вас тут каждый второй – Иуда, а каждый третий – Иисус. Но я не это имею в виду. Даже если бы ты все разболтал, тебе все равно никто не поверил бы»
«Но я – верю!» - прижал руку к сердцу Иуда.
«Ты вообще – хороший мужик! – заключил псих. – Но это меркнет рядом с провалом операции. Мне остается только сесть и собственноручно написать эти чертовы Евангелия, чтобы восстановить историческую справедливость. Парадоксальное решение, но другого выхода я не вижу»
«Погоди! – у Иуды промелькнула мысль и он решил играть по бредовым правилам этого сумасшедшего. – Давай будем исходить из предположения, что Мессия все-таки существует, но существует в тени. Закрытая, как ты сказал, секта, тайные вечери и прочая. Ты говоришь, у вас есть записи его проповедей, а это значит, что ты уже как бы посвященный внутреннего круга, просто ты не можешь выйти на них, а они – на тебя»
«Ну» - настороженно согласился псих и глаза Иуды удовлетворенно сверкнули.
«Вот тебе и ну! – сказал он. – Ты же до сих пор пробовал только первое, то есть пытался выйти на них, но не пробовал второго – сделать так, чтобы они вышли на тебя! Ты должен засветиться!»
«Значит, по-твоему, - холодно улыбнулся псих, - я тебе свою историю спьяну разболтал? Ты представляшь, сколько может выпить полковник разведки, не пьянея? Ладно. Как ты заметил, выйти на пророка и его апостолов у меня не получилось. И я уже целый год пью с разными фарисеями, вроде тебя, и говорю, говорю, говорю… Толку от этого, правда…»
«Ты не понял, - возразил Иуда. – Так ты можешь всю жизнь здесь пробухать и никого не найти. Ты должен засветиться публично! И не так, чтобы сказать перед толпой на рынке: я знаю, ребята, вы где-то здесь. Неееет! Ты должен сам объявить себя Мессией и дословно воспроизвести его проповедь. Слова-то хоть помнишь?»
«Еще бы! – оживился псих. – Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся…»
«Не слабо, - уважительно хмыкнул Иуда. – Вот тогда-то он и обалдеют, твои сектанты. Придут к своему учителю и спросят о тебе – кто такой? А он им: а ну-ка, ребятки, приведите-ка его ко мне!»
«Верно! – лицо психа просветлело. – Толковый ты мужик. Тебя как звать-то хоть? А, да. Ты говорил. А меня – Серегой свать, Сергеем Николаевичем. Можно просто – Серый…»
И они выпили еще полкувшина, а через три года, наполненных самыми невероятными событиями, Иуда не выдержал и пошел к первосвященнику, чтобы сдать ему скандального лжепророка со всеми потрохами.
«Настоящий Мессия на нас так и не вышел, - рассказывал он кивающему Каиафе, - а этот обнаглел только сверх меры…»
Еще через две недели Сергей Николаевич стоял с Петром перед деревом, на котором ветер раскачивал уже попахивающее тело Иуды, и растерянно разводил стигматами.
«Когда ты воскрес, Учитель, - сказал Петр, - он сам не свой стал, совесть его доконала»
«Что ж он со мной не поговорил? – сокрушался Сергей Николаевич. – Я бы объяснил ему, что к чему. Ну, да ладно…»
Вконец обнаглевшая ворона села Иуде на голову и клюнула его в макушку.
«Как говорится, хорошего понемножку, - заключил Сергей Николаевич. – Иуда, тебе говорю! Слезай с веревки!»
Труп удивленно захлопал глазами, а ворона – крыльями, и Петра чуть не стошнило.
«Помоги ему, Петя, чего же ты!» - с укоризной промолвил Сергей Николаевич, и через пару минут Иуда уже стоял, пошатываясь, на своих окоченевших ногах и ошалело ощупывал свое тело. Он вздрогнул от неожиданности, когда вдруг забилось сердце и кровь потекла по высохшим венам.
Как и три года назад, они сидели за одним столом, на котором стоял кувшин с красным вином. Иуда смотрел на своего Учителя, который пил и не пьянел – лишь слова его становились все веселее.
«Я ума не приложу, - смеялся Сергей Николаевич, - как ты сразу ничего не понял?! Все же настолько ясно было, а оказалось, что только для меня одного. Я не знал, извини. Помнишь, еще в самом начале, когда мы с тобой только открывали представление, пришла эта сумасшедшая баба и стала орать благим матом, что она моя мама и хочет забрать меня домой. Потом оказалось, что она всем это говорит. Мне рассказывали, что она даже к Пилату один раз так пришла и ту же песню завела: я, мол, мама твоя – собирайся, сынок, и пошли отсюда. А я тогда ничего не понял и растерялся страшно. Ко мне тут люди пришли, я им про левую щеку должен лапши навешать, короче, выполняю задание согласно плану, а тут на тебе, пожалуйста, мамаша приперлась. Я ничего не соображаю и автоматически уже говорю – какая ты мне мама, дура старая! Ты хоть знаешь, кто у меня мама? А мама у меня – директор школы, учитель русского языка. Но этого я сказать не могу, потому что – не время и не место. Тут меня и переклинило – что я должен сказать? Кто у меня мама? Понимаешь ситуацию?»
«Да, - смущенно промямлил Иуда. – Ты сейчас рассказываешь, а я все вспомнил. У меня ж на этой проповеди бородавка с шеи исчезла…»
«А у меня – шов от аппендицита рассосолся! – воскликнул Сергей Николаевич. – И знаешь почему?»
«Почему?»
«А вот именно потому, - Сергей Николаевич допил свое вино и удовлетворенно крякнул, - что в этот момент я вдруг понял, кто на самом деле моя мама и кто мой настоящий папа. О чем и рассказал всем в ту же минуту. Мне и в голову не могло прийти, что ты ничего не заметишь и не поймешь»
Потом Иуда принес еще воды из ручья и, слушая Сергея Николаевича, зачаровано смотрел, как она превращается в вино. Шея почти уже не болела и скоро он совсем забыл о ней, равно как и обо всем на свете.