Номинация "Мистическая история из жизни"

Остапенко Николай

Кладбище

Из серии «Короткие рассказы деда Берендея»

Ну, что же вам рассказать? Сказку или быль? Выдумку - или из жизни хотите? Так я и думал…. Из жизни-то, оно интереснее. Тем более, что жизнь у меня была пестрая. Всякое бывало. Бывало и такое, что, куда там, сказке! И, главное – что рассказываю, все чистая правда. Ну, иногда, бывает, немного пошуткую при этом. Помните, когда рассказывал вам про подвал, снял рукавицы, а вы и вправду подумали, что у меня там когти. Попрятались.
Что? Про мертвецов рассказать? Ох, дети, дети… Мертвецы – они ведь, лежат себе тихо в своих гробах, спят спокойно. Что ж тут рассказывать…. Хотя… Вот был один случай, слушайте.
Пригласил меня как-то, друг помочь ему могилку выкопать. Да нет, не другу могилку…
Умер-то у него родственник, какой-то, дальний. И похоронить его завещал на старом кладбище, рядом с женой его, давно помершей. Там еще монастырь был разрушенный. Хотели его, вроде, восстановить, начали даже работы вести строительные – но, почему-то, бросили все и уехали. Второпях уехали, даже что-то там, говорят, забыли. Так и стоял монастырь почерневшей, мрачной громадой. Места там давно обезлюдили. Деревенька была – тоже давно заброшена, несколько домов только осталось. Старушки там жили, уезжать ни в какую не хотели, хотя, может, их никто и не звал никуда.
Короче говоря, прихожу к другу, оделся по-рабочему – землю копать. Лопаты, думаю, в деревне попросим, чего с собой на автобусе тащить. Смотрю – на товарище моем, прямо лица нет. Куртку застегивает – руки, в пуговицах путаются. С похмелья, что ли? Да нет, говорит, так… потом признался – с похмелья, а сам глаза прячет.
Ну, доехали до последней остановки. Одни приехали – все раньше вышли. Водитель еще помню, странно так, на нас посмотрел. Но это я потом уже припомнил – все странности, а тогда бодро зашагал по тропе, ведущей к деревеньке этой и к кладбищу. Только бодрость моя как-то постепенно пропадать стала. И не пойму – то ли душно, то ли влажно, затишье, как перед грозой… Замерло все. Друг идет – спотыкается. Шевели копытами-то, говорю. Весельем напускным подбодрить его стараюсь. Но не получалось у меня веселье, а у него и подавно – колени подгибаются.
Я и не заметил, как на кладбище пришли. Трава кругом, могилок и не видно почти. Кресты почерневшие стоят наклонясь. Неподалеку слепыми окнами монастырь смотрит. И что интересно – обычно-то я на кладбище грусть чувствую, а тут почему-то страх во мне зашевелился. Непонятно, как-то. С чего бы?. Оцепенелость какая-то.
Прокашлялся я и говорю нарочно громко, где мол, копать-то будем? Где могила жены его? - при слове «могила» - голос сорвался. Страшное слово, думаю, - могила. И будто кто-то в голове у меня повторять стал – могила…. могила… мо-ги-ла. Нашли кое-как. Полусгнивший деревянный крест. Только стоял прямо. Будто его вчера воткнули. Все другие – наискось, некоторые и вовсе попадали – этот прямо так, стоит, строго.
Прочитали надпись – Ка..у..гина Пелагея Тро…вна. Вроде, она. Старя фотография под треснутым стеклом. Глянул – и глаз не могу оторвать. Неизбывная скорбь была в лице ее. И, вроде, фото старое – что там увидишь…. А вот, увидел. Глаза - как будто инеем тронуты, как будто в них вьюга метет. Даже, вроде, послышался мне вой пурги. Издалека накатывал и на разные голоса. Жутко. Прислушиваться стал – еще того хуже. Услышал наяву вой далекий. Еще подумал – ну откуда тут волкам взяться? Не волк это, стало быть, воет… А кто тогда? Или что?
Ну, пошли в деревню за лопатами. Лучше бы не ходили! Лучше бы притащили с собой эти лопаты. В автобусе-то все равно, свободно было.
В первый двор зашли – запустенье. Однако, видно, что кто-то живет. Свет в окне – свечка горит. Мы и не заметили, как смеркаться стало. Это сколько же, думаю, мы на кладбище просидели? И как теперь копать – в темноте, что ли? А копать надо – завтра покойника привезут. Опять же, - как назад ехать? Пока выкопаем, автобусы ходить перестанут. Как назад-то поедем? - спрашиваю. А друг вообще не в себе. Глаза блестят, нервная дрожь его колотит. Криво так улыбается – назад? Не сказал ничего больше. В окно постучал – стекло дребезжит, слышно, наверное, по всей округе, а не вышел никто. В другой дом – то же самое. Свечи горят, людей, вроде, как и нет.
Через несколько дворов, где дома развалились совсем – там явно никто не жил – увидели еще домик. Стемнело совсем. Смотрю, - кто-то, вроде, прошел через двор, в дом зашел. Вон туда, говорю, пойдем, там, зашел кто-то. Пока шли – еще кто-то прошмыгнул в темноте. Не понравилось мне все это. Как-то они крадучись, не по-людски. И так домой захотелось! Подальше от этих мест. От этой странной деревни, от тоскливого, мрачного монастыря, от… этого… кладбища. Подальше бы от кладбища!
Но делать нечего, идем. Надо, думаю и фонарь попросить – как же в темноте копать?
Стучимся в последний дом – куда люди заходили… Люди? Люди…. наверное… кто же еще?! Конечно, люди – что за бред в голову лезет? Бред, думаешь? Лезет… лезут…. вылазят… выходят.. Не люди это, а выходцы из могилы! Хочу другу сказать – не стучи, мол, ну их всех к черту. А в горле першит, только хрипы из меня рвутся. Пока прокашлялся, друг уже постучал. Дальше у меня, как в замедленном кино – дверь открылась, как бы сама. Сразу и настежь. Друг, вижу, шатаясь, туда заходит. Делать нечего, я - за ним. Темно в сенях. Не видно ничего. Заходим дальше. И там темно. Хочу сказать что-нибудь – не могу. Тишина – ватная. Где же, думаю, все те, кто заходил-то сюда? Уж должен быть разговор какой… Ну пусть все молчат, так хоть дыхание должно быть слышно…. Дыхание? Вряд ли, тут кто дышит… Чувствую, струйки пота по спине…. Никто тут не дышит. Все они мертвецы, покойники. Все, кто тут собрался в этот проклятый дом.
Вдруг – шипение. Это товарищ мой спичку зажег. Плохо горела спичка, будто нехотя. Не хотела освещать всю эту жуть. Вначале-то я глянул на друга. Мурашки так и забегали по спине – лица прежнего у него нет. Лицо покойника, причем давно умершего. Глаза неживые, остановившиеся. Изо рта понесло тухлятиной. И не рад, что смотрю, уж лучше темнота. А спичка все не гаснет. И я все смотрю в мертвые глаза моего товарища. Сколько так простояли – не помню. С трудом отвел взгляд и посмотрел вокруг. И увидел….. но лучше я не буду рассказывать то, что я увидел там. Не для вас это, дети. Не для вас.
Напоследок скажу только, что никто меня не тронул. Видно не я им нужен был, а друг мой. Время ему приспело. Но не по нашему, не по христиански ушел он. Не зря все же был он родственник колдунам. Сам когда-то рассказывал об этом.
Вот и весь сказ. Да что же вы испугались-то так? Больше не буду вам про мертвецов рассказывать…