Номинация "Мистическая история из жизни"

Анатолий Лернер

Воин Духа

Воин Духа. Он пришел проститься с нею. Он пришел проститься с тою, что так и осталась для него непостижимой и недосягаемой Музой, вечной Ликой. Столько лет он гонялся за её тенью, и столько лет они видели друг друга только через забрала, в пылу сражений и битв. Сейчас было даже как-то странно видеть то, какой предстала пред ним его Лика. Сколько раз он рисовал себе эту их встречу, но сценарий жизни никак не укладывался в протокол его ожиданий. И теперь, когда он сознался в собственном поражении и отступил, он встретил, нашел её у своих исходных позиций.
Она ждала его у истоков их истории. Ждала тихой и умиротворенной. Она излучала свет и радость… А он… Он пришел проститься. Путь звал его. Конечно, совершенствуясь в битвах становишься сильней, но Той знал и то, что в сражениях грубеют, в войнах обрастают коркой доспехов, через которые невозможно любить. Потому он и отошел. Потому и отступил, что устал без любви. Истомился. И пришел проститься с Воином Небесной Гвардии, к чьим ножкам покорно сложил свои латы.
- Я пришел проститься, - сказал он. - Путь зовет.
Она смотрела на него так, словно слова его ничего не значили.
- С любовью в сердце и с раненым самолюбием, отправляюсь в дорогу я.
- Дорога не только излечивает раны, - сказала она, прикасаясь к его руке губами, - но и наносит новые.
- Дорога сгладит боль обид…
- Твой путь в Неизвестность, - сказала она. - Когда придется туго, вспоминай меня и сражайся так, как сражался бы со мной.
Лика улыбнулась:
- И да поможет тебе Любовь.

2.

Путь Неизвестности. Сотни раз он произносил эти слова, но ни Путь, ни саму Неизвестность он так и не мог себе представить. Это было равносильно тому, как при жизни пытаться представить свою смерть. Кто знает, те утверждают, что представить смерть, не пережив ее, невозможно. Но тогда выходило, что существует и другое - посмертие, любые представления о котором казались просто невозможными.
Как бы то ни было, здесь и сейчас это не имело никакого значения. Но там, где он был готов к любым вызовам судьбы, там тайная надежда ворочалась в нем ночами. Это была надежда на то, что быть может, услышит издалека Лика о его подвигах, и подумает о нем. И поймет то, как была, порой, несправедлива к нему, как была жестока и непримирима к его недостаткам.
И он становился то уличным бойцом, то факиром, то, словно дед его Гиршел Лейбович, выступал в цирке борцом и силовым атлетом.
- Нет-нет, я всего лишь прославляю имя ее, - уговаривал он себя. - После всего пережитого, я не только не позволю себе приблизиться к ней, но применю все свои знания настоящего, прошлого и будущего, чтобы наши пути не пересекались больше никогда.
А когда будет суждено ему оставить этот мир, он вместе с ним оставит и свою любовь, и тоску по ней.
Так думал Той, оставляя дом. Он готов был к любым испытаниям. К любым, кроме тех, что, то и дело, учиняла ему Лика.
Неужели теперь их дороги идут врозь?
- Будь счастлива, Лика, - выдохнул он от души, но сам не понимая зачем, добавил:
- И не приведи Господь, тебе снова встать у меня на пути.

3.

С этими закатными мыслями, Той оказался в каньоне Завитана. Присев у воды, он понял, что устал. Устал от мыслей. Устал их слушать, устал их гнать. Устал. Сон сморил его. Не разведя костер, он рухнул на камни.
И он спал, и видел себя сидящим на выступе скалы. Сверху на него обрушивались невероятной чистоты потоки. Сначала ему казалось, что это потоки воды, но потом оказалось, что это и не водопад вовсе. То есть, это, конечно же, был водопад, но несколько иной. Это был водопад, невероятной частоты, и когда она совпадала с его собственной частотой, тогда он и видел, и ощущал и сами потоки, и фонтаны лучащегося сияния, а сам становился сосудом, подставленным чьей-то рукой под потоки света. Но вода хлестала его по краям, и как не жаждал сосуд наполниться, он так и оставался пустым.
Сосудом, переполненным, черт знает чем, стоял он под водопадом, и фонтаны сияния разбивались о его голову, полную мыслей и страхов. И тогда потоки, и сами брызги исчезали бесследно, и происходило что-то непонятное. А потом, произошло событие, которое даже во сне не теряло своей важности. Невидимому потоку невидимой воды удалось пробить в нем какую-то не видимую глазу пробку и тогда…
Он, даже во сне, отшатнулся от потоков песка и ила, хлынувших из него. Себя он больше не видел, не ощущал. Он больше не был ни телом, ни кувшином. И теперь, из него невидимого, текла реальная грязь.
"Вот это все, что от меня осталось, - ужаснулся он, все еще не видя того, что становился он единым с потоком воды и света. А грязь всё вымывалась водой, и все больше сияющей воды проникало в его сосуд, очищая его от всего, что скопилось, слежалось, осело на самом его дне.
Это был колодец его памяти, колодец его души. Потоки воды хлестали его по лицу, больно били по голове, спине, плечам. Они колотили его нещадно, а он принимал их удары, как нечто должное. Прикрыв глаза, он безропотно сносил пощечины водопада, вставшего на защиту Лики, невидимой, но тайно присутствовавшей на этом суде чести, учиненном самой природой.
- Лика! - Вскрикнул он во сне и - проснулся.
Сердце ныло, в груди пекло, тело горело от многочисленных укусов комаров, а ребра болели так, словно приняли на себя удар каменного ядра, выпущенного по нему из жерла прошлого.
Светало. Сбросив с себя одежду, он кинулся в озеро. Остывшая за ночь вода, сняла не только жар и зуд, но, казалось, выстудила его раз и навсегда.
Бросив себя вплавь, он очень скоро достиг того самого выступа, под водопадом, на котором в позе "лотоса" сидел он в своем сне.
То, что произошло потом, легче было бы назвать сном, нежели утверждать, что случилось это в реальной жизни. И если бы рядом находился кто-нибудь из дублеров-наблюдателей, он мог бы увидеть то, как входивший под потоки водопада человек, сперва терял свои очертания, потом тень, а вскоре исчезал и сам.
Но что было еще более удивительно, что, то же самое ощущал и сам входящий под струи водопада. Попадая под мечи водопада, звенящие словно стальные струи, он чувствовал как клинки воды и света, вонзаясь в него, навсегда приколачивали его к базальтовому выступу.
Однако странности на этом не закончились. В то время как тело его оставалось неподвижным, пригвожденным и придавленным тяжестью потока, нечто, не имевшее отношения к телу, проскользнуло сквозь струящуюся завесу. Назвать это нечто собой, он ни за что не решился бы, ибо его тело по-прежнему оставалось там, на уступе, превращенном испуганным разумом в плаху. А ка иначе: ведь его тело по-прежнему пребывало там, где его остановили топоры света и гильотина воды. Это была его реальность. Но рядом, на расстоянии вытянутой руки, присутствовала реальность другая. Стоило только протянуть руку или сделать шаг.
Усилие ни к чему не привело. Тело по-прежнему дрожало под потоками ударов водопада. Тело широко раскрыло рот и прикрыло глаза, а кто-то, сидящий на базальтовом выступе, прижавшись спиной к скале, бесстрастно смотрел на все его мучения. Этот некто, проскользнувший сквозь лезвия гильотины, мог теперь видеть и то, как бесконечно обрушивалась стена водопада, навсегда разделившая его мир на две реальности.
Тот кто стоял под водопадом протянул вперед руку. Казалось, он хотел сам ощутить себя, сидящим на базальтовом выступе, хотел ощутить спиной шероховатую поверхность скалы.
Наверное, ему удалось исхитриться и оторваться, потому что в следующую минуту он сам уже сидел на выступе, и перед ним бесконечно обрушивалась стена водопада, теперь уже навсегда разделившая в нем мир на две реальности…

4.

В одной из реальностей звучала "кислотная" музыка. Не поддаться на ее призывы не было никаких сил. Она звала к себе и - резко вверх.
"А почему бы и нет?" - мелькнуло где-то рядом.
- А почему бы и нет? - произнес он, словно повторил чью-то подсказку, и сам удивился тому. - Почему бы и не "трип-музыка".
Он сидел в позе "лотоса" и вслушивался в космические звуки "трипа", а те, завладев его вниманием, крепко прихватили его, резко швырнув куда-то вверх против стремительного течения, к истоку водопада, туда, где его друзья, качая головами, говорили ему:
- Да, конечно, - говорили друзья, - оставить семью и уйти скитаться - дело не хитрое. Нетрудно геройствовать, убежав из дома. Это может каждый. Но не каждый, оставивший семью становится Буддой.
Так говорили его друзья, а точнее, - стражи неба, которые принимали облик его друзей. Он даже подозревал, что именно к ним обращал свою страстную речь Енох.
- Зачем вы покинули небеса и разделяете ложе с нашими женщинами? - вопрошал он, - оскверняете себя с дщерми человеческими, как когда-то поступали сыны Земли, зачавшие Великанов?
- Сегодня, - говорили ему друзья, - когда ты снова достиг врат, и готов войти в свой "Ковчег", осознаешь ли ты то, что нарушил одну из заповедей? Понимаешь ли ты, что не выполнил условие? Ясно ли тебе, что формула "каждой твари по паре", не может быть нарушена? Несоблюдение инструкции приводит к нежелательным последствиям. В твоем случае, ворота достигнутого тобой "Ковчега" остаются на замке.
- Тебе предстоит вернуться. И не сражением, но лишь одной любовью вернуть себя той, которая составляет с тобой единое целое, над которым не имеют власти ни замки, ни затворы на Воротах.
- Да, ты пришёл, - говорили друзья. - Но ты снова пришел один.
- Стражи ворот не могут тебя идентифицировать как целое, Воин.
- Потому ты и Воин, - говорили друзья, - что от любви обратился к агрессии.
- Ты ищешь славы? Кто может осудить тебя? - говорили они ему.
- Особенно, если свои подвиги ты посвящаешь ей, прекрасной своей даме, от которой сбежал. И кому, скажи, пожалуйста, нужны твои подвиги?
- Возвращайся, - говорили друзья, - и сотвори подвиг тихий и незаметный, сотвори подвиг будничный. Спаси свою Лику. Ей плохо. Она погибает без любви. Подари ей хотя бы ночь… Это твой шанс…
Так сказали друзья.