|
Номинация
"Самая страшная история"
Леонард Ибрагимов
Вверх тормашками
Я прожил всю жизнь вверх тормашками.
Такое возможно на моей планете, где каждый рождается одинаковым и сверху,
и снизу. Выражаясь наиболее понятно для вас, людей, мы - цилиндры.
Торчащие повсюду, мы плотно усеиваем небесное тело, гордые осознанием
единства среди пустоты. Наше сообщество постоянно растет, и жизнь мы проводим
рядом друг с другом. Поэтому в нас очень развито чувство социального.
У нас почти нет органов чувств, мы не едим и не двигаемся, питаясь энергией
звезд. Один раз в жизни мы можем перевернуться, если родились не тем концом,
но это бывает очень редко.
Фактически, нет ничего страшного в жизни вверх тормашками. Анатомически
мы устроены одинаково и сверху, и снизу. Но так как мы чрезвычайно чувствительны
ко всему, что касается нашего совместного существования, есть нечто невыразимо
стыдное в том, чтобы быть одним из миллиарда, сидящим на поверхности планеты
не тем концом.
Каждый новорожденный цилиндр уже знает, где у него верх, а где низ; ошибаются
очень редко. За всю мою долгую честную жизнь не было ни кого, кто бы ошибся,
а если бы и был, то жалость, стыд и презрение стали бы моими всепоглощающими
чувствами по отношению к нему. И вот я обнаружил, что сам живу вверх тормашками.
Смятение и ужас, обуревавшие меня поначалу, сменились затем неизмеримым
стыдом. Мне стыдно за наше уважаемое сообщество, стыдно, что в нем существую
я. О степени возвышенности этого чувства я не буду даже говорить - слова
не могут такого выразить, а сознание - вынести. Я боюсь предположить,
насколько сейчас плохо каждому из нас.
Вы спросите, а как же остальные цилиндры узнали о моем позоре, и будете
смешны в своей наивности. Ведь вы, лживые создания, не можете себе представить
обстоятельств, в которых нельзя что-либо скрыть. Вы также спросите, как
я сам понял, что жил вверх тормашками, и не все ли мне равно? Объясню:
во-первых, мне не все равно, ведь мы существа чрезвычайно социальные.
Касательно же того, откуда я знаю - что ж, каждого из нас посещают сомнения.
Кто тут же их отметает, может быть уверен в своей правоте. У того же,
кто начинает сомневаться, обязательно должны быть для этого причины. И
неважно, что кроются они в тончайшей ментальной структуре цилиндра, и
только в ней.
Все дело в том, что наше общество - наша гордость, и мы, в том числе и
я, не позволим непростительным ошибкам диктовать нам как жить. Цилиндр
- это образ жизни, способ существования, а это к чему-то, да обязывает.
Мне остается либо перевернуться и стать полноправным членом общества,
хоть и с навсегда запятнанной репутацией, либо лопнуть, что может сделать
каждый цилиндр, когда жизнь его становится невыносимой.
Конечно, перевернуться! - скажете вы, и останетесь все теми же наивными
людьми. Вы даже не подозреваете, как все сложно.
Если сомнения возникли у меня в моем нынешнем состоянии, то не возникнут
ли они и потом, после переворота? Можно ли быть уверенным, что я не ошибаюсь
в своих сомнениях?
С другой стороны, если я не перевернусь, то общество, не в силах более
терпеть такой позор, рано или поздно будет вынуждено либо полопаться,
поставив на грань вымирания нашу славную и очень древнюю цивилизацию,
либо перевернуться и навлечь на себя несмываемый позор на все времена.
Но мы не хотим, чтобы про нас говорили, что ради выживания мы забыли честь
и традиции.
Как видите, ситуация безвыходная. Мне остается только лопнуть.
Но смогу ли я? Существо, лишенное всех органов чувств, кроме разума (а
это, несомненно, орган чувств, и очень сильных - теперь я это знаю), я
уже не уверен, а существуем ли мы такими, какими я нас себе представляю.
Существует ли цивилизация цилиндров? Цилиндр ли я (ведь я ошибся, а это
несвойственно цилиндрам, как, впрочем, и сомнения)?
Я потерял все, чем жил. Сейчас я попытаюсь лопнуть, но сомнения не оставляют
мне ничего, кроме вечной агонии…
|