Истинное лицо? :-)  
О конкурсе Правила Работы Форум
 

 

Номинация "Мистическая история из жизни"

Хонториэль Огненный

ИТХЕА ЛОННАР: ИГРА ОТРАЖЕНИЙ

Это не игра. Я хотел бы
Поймать этот образ…
Ты, надевая маску, играешь с людьми, их чувствами и отношением к тебе. Но для меня важнее то, что именно заставляет тебя играть…
Страх раскрыть свою душу? Страх показаться слабым?
-Слабость твоя – это сила, Наеко. Сила только в твоей душе – если ты любишь и сострадаешь, если ты светел, если ты веришь в любовь Создателя. Нет силы в том, чтобы скрывать свои переживания от тех, кому ты дорог. Нет силы в том, чтобы лгать самому себе. Как нет ее и в том, чтобы быть холодным и бесчувственным, и прятаться под этой коркой льда. Мне не нужна твоя игра, я вижу глубже.
-У каждого внутри своя клетка… В этой клетке все – ты, Лео, Вел Вейт… Тони… Там и я…
-Я знаю, Наеко. Но клетки нет…

Научишься ли ты когда-нибудь прощать? Поймешь ли?..
Я уже вижу, какое испытание тебе предстоит. Все твои самые близкие друзья когда-то растоптали тебе сердце, Наеко. Когда-то очень давно…
Что ты сделаешь, когда вспомнишь? Хватит ли у тебя сил простить их? Сможешь ли не остаться один?

Город. Пестрый поток людей. Отражения в витринах. Они вдвоем шли сквозь толпу, спорили… Никто не знал, о чем они говорили. Никто не прислушался. А если и прислушался, то не понял…
Хонтор словно забыл обо всем – о реальности и людях вокруг, об огнях светофора, о серой полосе дороги… Он был слишком увлечен разговором. Наеко схватил его руку, но Хонтор дернулся, рванулся вперед, навстречу машине… Очнувшись, нехотя остановился.
-Почему ты сопротивляешься? Когда-нибудь я не смогу спасти тебя…
-Так чего же ты хочешь – спасти или убить?..

Наеко говорил, что ему ничего не стоит убить меня. Наеко боялся собственных слабостей. Он боялся себя самого. И он раскрывался очень редко, но я умел замечать и ценить такие моменты. Взволнованный голос, в котором столько тепла, заботы и тревоги за меня… Я помню, как защемило сердце от этой теплоты, от острого чувства радости, что я кому-то нужен, что меня ждут… И после этого неважно, кем он хочет казаться. Я просто знаю в нем то, что он старательно прячет ото всех и сам не всегда осознает – свою искренность, то настоящее и светлое, все, что есть во всех нас общего – я знаю Бога в нем. А больше ничего и не стоит знать. Остальное – иллюзия. Игра…
-Я могу убить тебя, Хонтор.
-Нет, - смеюсь. – Не сможешь. Нельзя убить бессмертную душу. Ни тебя, ни меня. Для этого нужно было бы убить Создателя…
-Если я захочу, я найду способ! Мы все смертны! Когда-нибудь все мы исчезнем навсегда, и нас забудут, словно нас никогда и не было!
Так вот чего ты боишься, Наеко. Вот почему для тебя нет ни прошлого, ни будущего. И нет смысла существования. Ты боишься, что каждая секунда может стать последней. И никто не вспомнит тебя…
-Невозможно убить того, в ком Любовь и Свет. Того, кто верит. Ты просто не в силах причинить мне вред, - мягко объясняю я.
Он взрывается. Кричит.
-Не смей говорить мне, что я чего-то не могу! Не смей, никогда! Я потрачу всю свою жизнь, но докажу…
-Кому? И что? – все так же мягко обрываю его.
-Докажу, что я был прав! – в его голосе звучит отчаяние. Интересно, а слышит ли его сам Наеко? Пожалуй, что нет…
-И ты готов потратить на это весь отпущенный тебе срок? – улыбаюсь. – На то, чтобы что-то доказать мне? Что это даст тебе самому?
-Удовлетворение.
В ответ на мой смех он сжимает кулаки.
-Огненный, ты наивен, как ребенок. Тебе еще предстоит понять, что реальность жестока. Что на самом деле все не так идеально, как ты себе представляешь.
-У меня есть Бог, у меня есть вера и есть любовь. В этом – моя сила. Так что может сделать со мной твоя реальность?
Наеко смотрит на меня в упор. Упрямо.
Я все равно когда-нибудь убью тебя…
-Пожалуйста, - равнодушно пожимаю плечами. – Я устал от этого спора. Можешь делать, что хочешь, и это твой выбор, твоя ответственность и твоя совесть. Смерть для меня ничто, но что будет значить для тебя убийство?

Свет причиняет ему боль. Тепло ранит его. Он боится тепла…
Я знаю, как ему помочь, но он не хочет помощи. Он не хочет даже слушать. Что ж. Каждому воздастся по вере его…

Они стояли на грани. Двое. Впереди клокотала смерть. Хонтор шагнул вперед, и Наеко схватил его за руку, настойчиво, сжав до боли…
-Ты снова сопротивляешься! Когда-нибудь я не успею спасти тебя, сумасшедший…
-Так ты хочешь убить меня или спасти? Только твой выбор, Наеко. Только твое испытание. Твой шанс стать лучше или сорваться в пропасть. Возможность пересилить себя и не убить… А мне ты все равно не в силах причинить вреда. Я вверяю себя Создателю.
И Хонтор, рассмеявшись, вновь рванулся, и вновь его удержали. На самом краю…
"Я спасу тебя… Ты мне дорог… Ты словно часть меня…"
И вдруг… Резкая боль… кинжал пробил грудь между лопаток… Судорожный выдох… легкое изумление…
Хонтор не сопротивлялся. Он бессильно опустился на руки Наеко.
"И все же я убью тебя, Огненный. Ты слишком многое понял…"
-Ты не верил мне. А напрасно. Я же говорил – мне ничто не помешает убить тебя. Реальность жестока, теперь ты понял это?
Собственные слова казались ему неуместным, нелепым оправданием. Словно он только что убил самого себя. Словно он убил Творца…
Хонтор улыбался. Боль, далекая и нереальная, уходила все дальше. Кровь пачкала темные волосы, разметавшиеся по земле, в пыли, по плащу, по окровавленным рукам Наеко… Кровь подступала к горлу. Но Хонтор улыбался…
-А я люблю тебя, глупый… Тахаммэ Алталаири…
-Но…
-Айтуан… Лаото… Мри-Арэ… Наэми… Тами он Аорро… Алталаири…
Шепот таял в воздухе, кровавым узором стыл на губах. Дыхание замерло, словно уснуло. Хонтор уже не слышал слов Наеко. Но даже смерть не посмела коснуться улыбки на его губах. Слабой теплой улыбки. И из глаз – уже мертвых глаз – текли слезы. Две блестящие дорожки, в которых переливался солнечный свет…

Звонок. Смутная тревога и непонятный трепет… Он поднял трубку. Этот голос.… Неужели ты? Нет… нет… Просто не забыть… Никогда не забыть… Но…
-Привет. Узнал меня?
-Знакомый голос. Но я, наверное, ошибаюсь…
-Это Хонтор.
-Хонтор мертв… - голос дрогнул. – Хонтор мертв…
-Ты так ничему и не научился, Наеко. В Боге нет смерти. Приходи на площадь. Я жду.
Короткие гудки. Пустота. И вопросы. Бесконечные…

Друг напротив друга… Наеко смотрел и не смел верить… но и не смел сомневаться. Хонтор отвернулся на миг, а когда их взгляды вновь встретились, Наеко увидел Его. Триединого. Огненные крылья, белоснежное тонкое тело, изумрудные глаза…
-Нет мира вне Любви, и нас нет вне Любви, а в Боге все мы обретаем истинное бессмертие, ибо он вечен и помнит каждого из нас. Я умер и возродился, я воскрес в тех, кто любит меня – достаточно ли тебе доказательств? Так иди к Нему, к истокам Священной Реки, где Создатель творил нас, куда вернемся мы все, чтобы слиться с ним. Иди, если сможешь. Я буду ждать тебя там.
-Подожди, Хонтор… Почему… - Наеко запнулся, - почему ты сказал тогда, что любишь меня? Ведь у тебя есть Предназначенные…
-Тахаммэ, Наеко. Нам было предначертано плыть в одной ладье.
Триединый повернулся и исчез в толпе. Растворился…
-Черт бы тебя побрал, Огненный! – крикнул Наеко ему вслед. – Ты Сфинкс. А я всего лишь человек! Как я могу идти за тобой?!
Наеко показалось, что он слышит затихающий вдали смех. С тех пор он больше не встречал Хонтора. Никогда. Лишь порой, сорвав трубку с телефона, лихорадочно набирал его номер и долго слушал длинные, протяжные гудки. Он знал, что никто не ответит…

Да, я любил его. Как усталого заблудившегося ребенка. Как будущего Человека. Я знаю, он питал ко мне совсем другие чувства. Совсем другую любовь. Но он также знал, что эти чувства навсегда останутся без ответа…
Он боялся будущего, его ранило прошлое… А больше всего он боялся, что его забудут. Но я буду помнить… Тахаммэ Алталаири…


ТЕМНОЕ ПЛАМЯ

Он сотворил себя из угловатой девочки-подростка, озлобленной, забитой, до боли и жалости неуверенной в собственных силах. Прошел год, и эта девочка умерла даже в его собственной памяти...
Люди оглядывались и смотрели Ему вслед, когда Он проходил мимо них, темный и загадочный; легкость весеннего ветра жила в Его движениях - ветра, кружащего лепестки белой вишни в бездонно-сапфировом небе. Он почти всегда ходил по обочине дороги, где лишь шаг отделял Его - с одной стороны от мира человеческих разговоров и сплетен, теплых сонных домов, с другой - от свирепой, стремительно-смертоносной силы ревущих автомобилей...
Он пил жизнь жадно, как хищник пьет кровь, жадно и жестоко, вырывая у нее право на свободу гордого огненного духа... Да Он и жил, как зверь - от любви пьянел, как от крови, тосковал самозабвенно, взахлеб, пульсировал весь болью, а когда было одиноко, сидел, вытянув голову и положа ее на руки, и смотрел куда-то вдаль, глазами волчьими, печальными. Мало кто видел Его на ярком свету, Он все жался в тень, в сумерки, словно свет обжигал Его; Он умел разговаривать с животными и шептать ветру забытые миром Имена... Ночь, первобытная ночь трепетала в антрацитовых волнах Его волос - длинных, ниже колен, - так любящих ветер... Ласково-безумный ветер Свободы... Он редко смеялся, а улыбался одними губами, будто боясь показать зубы - белые, острые и неровные, как у кошки. Любил долгую дорогу в машине или в поезде; часами мог смотреть в окно и отвечал неохотно, если кто окликал Его...
Два странно сочетающихся начала были в Нем - безумная, звериная любовь к жизни и столь же безумная жажда смерти... И... Он всегда был печален... овеян счастьем тихой красивой грусти... Всегда...

***
Он шел, как всегда отделенный от толпы, сливающийся с цветными кометами пролетающих машин. И внезапно остановился.
Они стояли и смотрели друг на друга - робкий мальчик лет пятнадцати, с широко раскрытыми, влажными от слез зелеными глазами, и Он - сильный, уверенный, молодой хищник с огненным взглядом, в широком плаще, взметнувшемся, подобно крыльям темного ангела... По разные стороны дороги, разделенные потоком машин... Мальчик шепнул что-то разбитыми губами, в глубине изумрудных озер мелькнули отчаяние и страх... шагнул на дорогу, смертельно опасную, ревущую, обезумевшую от послеобеденного марева...
Беззвучное "НЕТ!!!!" пронзило болью золотое пламя Его глаз... Стремительный взмах плаща... Шаг - и грани не существует... Он не думал, не колебался ни секунды, словно вся его жизнь была - для этого мгновения, Он одним прыжком оказался рядом с мальчишкой, прижал к груди, закрыл плащом, повернувшись спиной к ревущему автомобилю...
Железный зверь поддел Его мощной головой, подкинул в воздух... Обжигающая волна пламени рванула в легкие и оборвала жизнь на полувдохе; ребра со стоном и треском вошли в живую плоть... Последняя вспышка сознания - Он крепче прижал к себе зеленоглазого мальчика... перешагнув границу жизни и смерти... стерев границу между смертью и любовью... разорвав паутину условности ради Истины...
... Он перелетел через машину, оставив молочные трещины на лобовом стекле, и упал на пышущий жаром асфальт; и воздух взметнул над Ним серые крылья пыли...
Когда Он коснулся горячей, как солнце, дороги, жизни более не было в этом теле. Глаза застыли; и грозовое бешенство, и торжество, и жажда жизни, и долгожданность смерти светились огнем в них - древним и неукротимым пламенем. Черный Его плащ дышал изгибами агатового моря, словно крылья, раскинулся по асфальту - скомканные, изломанные, мертвые... но - крылья!
Остановились машины, замерла напряженно улица. Люди собрались робким полукругом, тихо переговариваясь между собой. Мальчик поднялся с Его груди, взял его ладонь в свои... Из толпы подошла какая-то девушка, с пронзительно-желтыми глазами, в сером мужском плаще - и опустилась на колени, обняв зеленоглазого ребенка, и они долго, долго сидели рядом с Ним. Медленно, как у живого, Его лицо менялось. расслабились напряженные, резкие скулы. успокоился огонь в янтарных глазах. И ничего демонического, казалось, больше не было в Нем - девочка-подросток, одинокая и хрупкая, да только печаль и легкая горькая гордость остались напоминанием о Его истинной сути...
Свежий и чистый ветер дохнул с востока, принес прохладу, прогнал застоявшийся, сухой, горячий воздух дня. Красная влага впитала дорожную пыль, и пыль унялась, усмирилась и заснула, опьянев. Над городом тихо умирал пожар заката, зажигались первые звезды на земле и на небе. В шорохе улиц вновь протяжно скулила сирена, неизменная, как смерть... А на уставший расколотый мир опускался покой...
***
-Ты что, сумасшедший?
Мальчик испуганно обернулся. Темнота скрывала нарушившего его уединение.
- Ты убежал из города... Ночью...
Тихий всплеск. Вода под обрывом, блестящая, черная, нервная, жадно слушала их разговор. Она ждала. Ждала добровольной жертвы, как мрачное ночное божество.
-Я... я не хочу возвращаться... я вообще больше ничего не хочу! - закричал мальчик, отступая к роковой границе. Нетерпеливый всплеск воды...
-Неужели?
Незнакомец вышел на свет. Серый широкий плащ, огненные, чуть с зеленцой глаза, белые волосы...
-Это ты... ты такой же, как Он...
Мальчик вздрогнул и замер... Земля под его ногами начала медленно проседать. Фигура в плаще метнулась к нему, удержав от последнего шага навстречу смерти...
- Глупыш...

***
Ветер трепал их длинные волосы, и черное мешалось с серебром. Они стояли, обнявшись, прислушиваясь к поющей голосами алмазных звезд ночи. Шелестел, покачиваясь, камыш. Рыжая луна, как драконий глаз, смотрела на них сквозь легкую рябь облаков...


ЙИУКАНТА РА: КОВЧЕГ

Когда пришло время и Ра позвал нас, услышавшие его взошли на белую Ладью. И много дней подряд дождь хлестал словно кровь из тяжелых сине-черных громад, и Священная Река вышла из берегов, а Первородный Океан смешал небо с землей, но мы плыли, хранимые Отцом нашим, а вокруг бушевала стихия...
Никто не может заставить тебя жить, если ты жаждешь смерти. Никто не спасет тебя, если только ты сам не будешь искать спасения. Мы звали, мы кричали... Но я охрип, а люди вокруг смеялись... И лишь немногие, у кого было чистое сердце, прислушались. Но мало кто поверил...
Это все миф - так называли они свои бессмертные души. Своего Отца. И сколько раз под гнетом их упрямого неверия я начинал сомневаться. Особенно когда рядом не было никого, кто поддержал бы мою веру. Сколько раз... Но я всегда хотел большего, чем мертвые серые будни и грязь повседневности. А потом я захотел сделать повседневность чистой, а будни - живыми...
Когда мы шли к Священной Реке, одни плевали нам вслед, другие лицемерно хоронили нас и оплакивали. А кто-то просто крутил пальцем у виска...
Они все видели Ладью, но смеялись над ней и над нами. И когда очищающая вода Первородного Океана хлынула с неба - даже тогда, не понимая, что тонут, они тыкали в нас пальцами, и их лай носило над прибывающей водой, пока, наконец, вода не заставила их смолкнуть.
***
Не знаю, сколько дней мы плыли... Неделю? Месяц? День нельзя было отличить от ночи, но Ладья была светла, и мы не чувствовали вокруг Тьмы, хотя за стенами ковчега все смешалось во мраке. И Ладья казалась нам трепетными ладонями нашего Создателя, в которых Он нес нас - своих Детей. Всех тех, кто пришел к Нему, Он нес сквозь бурю - бережно, в теплом сиянии Любви. И я был счастлив. И время не тяготило... Те, кого я любил, были рядом, их теплые ласковые руки, их крылья, нежные сладкие губы - я помню каждое их прикосновение... И Свет, спасительный Свет, окруживший нас. Свет нашей Любви.
Время летело птицей, время ползло змеей... За кормой поднимались на дыбы и опускались иссиня-черные волны-кони, нося Ладью по бесконечной водной степи, под безумным дождем и вощим ураганом, но в Ладье нам было тепло и уютно, как в колыбели. Ведь Он хранил нас...
***
И однажды дождь прекратился. И стал день, и небо было чистым и бездонным, как в первый день Сотворения. Мы вышли на корму, навстречу Солнцу, купая лицо, руки, крылья в его золотом свете, и в его лучах нам чудилась вязь священных символов - символов Возрождения...
И в шелесте волн, и в музыке новорожденного неба мне послышалось, словно Он сказал:
-Земля Изначалья, Будь чистой!
-Тан Квэта, - ответил я, чувствуя, как пламенная, пьянящая радость властно вливается в грудь.
-Дети мои, Будьте чисты!
-Да будет так, как на то воля Твоя, Отец!
-Да Будет...
И ушла вода с лугов, горы и леса открылись взгляду, и вдалеке виднелся шпиль Города, словно маяк, ведущий нас в мирную вечную гавань. И мы смеялись, как дети. Весь этот новый чистый мир был - для нас...
***
Легко неслась Ладья Ра по белым волнам Священной Реки. Сам Ра направлял ее бег, подняв руку с жезлом навстречу Солнцу. По левую руку его, чуть сзади, Сет обнимал Анубиса, и его длинные одежды трепал ветер. Я стоял с другой стороны, гордый и счастливый - это было место Защитника, и, хотя здесь не могло быть врагов, все же я чувствовал значимость своей роли и радовался ей. Совсем рядом был мой Предназначенный - я люблю называть его так - белоснежный, тонкий и стройный, почти хрупкий, расправив великолепные крылья, сверкающие в золоте солнечных лучей. Вел Вейт прижался ко мне, я чувствовал его тепло. Коур, ветер-Хранитель, сидел на палубе, скрестив ноги, и разговаривал с Белыми Ветрами, окружившими нас со всех сторон. Ли молчал, его взгляд был прикован к Сияющему Городу, который приближался с каждой минутой.
Видел я и Антео, и Тетхэра, и многих других, и еще тех, кого никогда не знал и, вероятно, не узнаю. Спаслись миллионы. Но погибло в тысячи раз больше. И, хотя в душе моей кипела светлая радость, я не мог не думать о тех, кого смыла вода. Я вспоминал лица и голоса. Некоторых я хотел бы вернуть и попытаться объяснить еще раз. Но боли не было. Я отпустил их. Судьба каждого в его собственных руках. И каждому воздастся по вере его. У них будет еще один шанс. Где-нибудь в другом месте и в другое время...
Я любовался берегами, поросшими лесом, песчаными отмелями, туманными лугами. Я видел впереди Город, он ждал нас, он был - для нас. Каждый найдет себе дом, каждому будет пища. Там мы будем равны перед Богом, ибо в сердцах спасшихся нет места зависти, как нет среди нас воров и убийц, и клеветников. Мы словно заново родились - юные, полные сил, и за нашими плечами не висел груз прошлых перерождений и прошлых ошибок. Только светлое пламя Того, кто вновь сотворил нас силой своей вечной, неиссякаемой Любви...
...И когда Ладья мягко ударилась о берег, Сияющий Город встретил Детей торжественной музыкой изначального. И мы вошли в лабиринт его улиц, чтобы начать все заново, воздавая хвалу Отцу и радостью наполняя сердце Его. Ради жизни...

6 сентября 2002г.

КХЭР ТАЭРАН
ДУРМАН ВРЕМЕНИ

Время не лечит. Время не способно лечить, если даже через тысячи лет и десятки перерождений боль смогла найти меня и кровавым цветком прорасти из расколотого надвое сердца. Время – наркотик, дающий короткое забытье, опьянение, сквозь которое проступает неясная тоска, и безнадежность смотрит голодными желтыми глазами с чужих каменно-серых лиц… Так человек, потерявший все, стоит у стойки бара и топит боль в бокале мартини – снова и снова, пока не упадет на пыльный пол, забывшись тяжелым сном обреченного. А наутро, против воли открыв глаза, увидит пепелище своих надежд и оплавленные осколки мечты. И бурые пятна крови…
Да, время пьянит. Время как сон. Или как долгожданная смерть, несущая надежду. Только каждый раз крылья рассвета приносят пробуждение. И воспоминания оживают, сбросив тени сна, разворачивают узкие хищные лезвия крыльев и взрываются изнутри кровавым веером боли. Пока, обезумев от неизлечимой муки, ты не почувствуешь, как вновь глотаешь ледяную воду Стикса, желая все забыть. Навсегда. Пока не окунешься в реку Времени… Чтобы завтра вспомнить… все вспомнить…

КХЕА ТАЭРНИ
И БУДЕТ ТЕБЕ ОТРАВОЙ…

Рассвет заливает мир радостью новой жизни. Все тянется к теплу восходящего солнца. Ласковый утренний ветер целует молодые облака и травы. В блаженной истоме просыпаются цветы, раскрываясь навстречу живительным прозрачно-золотым лучам. Туман белым сказочным зверем дремлет в низинах, чтобы потом раствориться в воздухе, пропитанном нежным сладким ароматом росы и сиянием солнца. Но, Боже, какой это тонкий и мучительный яд для тех, чья душа истерзана болью! Какая изысканно-жестокая пытка для того, кто стремится к Свету, не будучи сам чистым, подобно крыльям малиновых легких облаков, таких прекрасных, хрупких…
Как дрожат в агонии предрассветные сумерки, и ночь умирает в муках, корчась и растекаясь по горизонту стоном окровавленной души, так камнем падают на грудь ядовитые капли тоски и крылья становятся тяжелым болезненным грузом. Не слиться с радостью мира, не раствориться вместе с туманом в бессмертной любви Отца, в ласковом свете солнца, не смеяться от счастья, не целовать цветы… Только вечно разрывать себе грудь на пороге Возрождения…


ОТБЛЕСКИ ИЗНАЧАЛЬНОГО

Он появился здесь впервые, тонкий как ветвь лунного дерева, полупрозрачный и странно-красивый. Киафэрри редко появляются на Восточном. А этот так и остался в Драконьей роще, словно зачарованный, и часами бродил меж Хаарагов, прислушиваясь к их голосам, касаясь стволов узкой ладонью, лаская губами зелёные жёсткие крылья. Он был похож на сумасшедшего. Он и сам не знал, почему пришёл сюда. Его не гнали. Будто во сне или в бреду, он что-то шептал… Иногда улыбался, иногда плакал… Любил лежать в сплетении черно-золотых корней, смотреть в светлое небо Луарилла. Словно желая слиться с Мудрейшими, дышать шелестом теплых мягких листьев, ловить поцелуи ветра на бархате бронзовой коры, отблеском далёких звёзд мерцать в тёмно-красных драконьих глазах… О нем говорили, что он – Душа рощи… а так оно и было на самом деле… Он не разговаривал, только ветер порой срывал с его губ почти неслышные незнакомые слова. Но этому не удивлялись, как не удивляются безмолвию белых цветов Вароллинской ночи… столь же прекрасных и столь же загадочных…. Но однажды он нарушил молчание…
***
Киафэрри сидел на ветвях молодого Хаарага, обвив тонкими руками теплое зеленое крыло. Он слушал, как бежит по листьям прозрачная кровь, как шепчется ветер с изумрудной гривой… Он умел слушать, умел и любил, но никто не знал, что он слышит… Но это было неважно. Ведь он умел слушать…
Он вдруг протянул ладонь, пробежав кончиками пальцев по узкой пластине, и странно блестели его глаза, когда он тихо, словно боясь самого себя, произнес Имя…
-Хонтор…
Дракон повернул голову, их взгляды соприкоснулись, и, не встретив сопротивления, проникли глубже… в души, к отблескам Изначального…
-Хонтор… почему вы… не летаете?
-Я иногда летаю. Во сне…
Игра слов, но киафэрри понял. Асанта не спят. Вернее, они всегда спят… или грезят наяву. Пока не станут Вархалами, Свободными… достойными дара Полета…
-Когда ты станешь Огненным, ты улетишь отсюда? – спросил киафэрри.
-Да, наверное…
Киафэрри отвернулся. Белые волосы проросли в крылья. Прозрачный шелк развернулся за его спиной, но сквозь него Хонтор видел слезы…
***
В эту ночь киафэрри уснул меж густо переплетенных ветвей, под спокойную размеренную музыку могучего сердца, прижавшись к шее Хонтора, оплетя его крылья белыми нитями своих… Ему снилось, как они вместе летят… выше, выше… выше…
***
Вспыхивала и таяла россыпь алмазных звезд, рассветы и закаты сменяли друг друга в сверкающем великолепии… Что для бессмертных Асанта иллюзия бегущих дней? Лишь срок, не имеющий границ, только счастье, которое никогда не прервется… Счастье вечного Созерцания… Но одного нет в них, спокойных и мудрых, вросших золотыми корнями в плоть породившего их мира, - Любви… Веками смотрят они в бездонное небо, погруженные в прекрасный сон Созерцания, познавая себя и Творца, красоту и гармонию вечности, но лишь когда, словно звезда в груди, ослепительно-чистым светом Прозрения просыпается Любовь, тогда золотая нить сливает их с первоединым узором Мироздания, и Дух, освободившись, распахивает огненные крылья, чтобы творить свои миры в бесконечности Вселенной…
***
-Таина…
Киафэрри вздрогнул, словно от испуга, и поднял глаза, вновь встретившись с темными рубинами глаз Хаарага.
-Таина Таинат… Ты помнишь меня? – Хонтор весь сиял какой-то необъяснимой ослепительной радостью… замирающим предчувствием Полета… Внутри ровным торжествующе-светлым пламенем Силы и Красоты горели золотые нити и символы, свиваясь в новый узор Предназначения для двух Бессмертных…
-Хонториэль… - киафэрри прижался к дракону, задумчиво коснулся губами бронзовых листьев-чешуй, и его белоснежные крылья, словно бабочка или цветок, распустились на ветвях, сплетаясь с крыльями Хонториэля.
-У нас теперь одни крылья на двоих, - прошептал киафэрри.
-Мы – два крыла одной птицы, ответил Хонтор, подняв голову к небу… а небо ждало, молчаливым зовом пронзая сердце…
***
На несколько мгновений Луарилл растворился в белой вспышке – словно взорвалась сверхновая… Теплый ласковый ветер Перерождения разнес весть о том, что один из Асанта стал Вархалом – Огненным. И его радость сверкала в сердцах всех Высших, радость за Брата, заслужившего Свободу – вечную, крылатую, прекрасную и светлую… Свободу и Любовь – два неразрывно связанных Дара. Два крыла одной птицы…
В этот день Зеркальное Древо открыло Врата Луарилла для двоих Предназначенных. Перед ними теперь вечность, звездная, бархатная, любящая. Их Имена, как бесценные жемчужины, бережно хранит память Мира Сотворенного… А небо ждет распахнутых крыльев…

ЛЕГЕНДА

На заре Сотворения, в белом мире снегов и холода мы встретились с ним... То была Предназначенная Встреча... Но, кто знает, иногда мне кажется, что, если бы даже золотые и серебряные нити не связали наши души в единый узор, я все равно полюбил бы его...
Летящий... Снежный ветер... Бархатная Вечность - для нас, любимый. Звезды поют нам в тишине ночи. Пламя в моем сердце горит для тебя...
Когда настал тот роковой и прекрасный день... Когда мы осмелились Творить - не мир, не образы - бессмертную душу, равного нам... Помнишь ли ты, как рыжее пламя замерло на тонкой свече и вспыхнуло странной болью, которая отразилась в твоих глазах? Мы еще не знали... И мы сотворили его... С тех пор - то проклятьем, то радостью, то болью, то счастьем - Звездный Принц, киафэрри, Сотворенный - вошел в наши сердца...
Когда-нибудь, когда навек исцелится та первая боль... Мы почти забыли... Только тень Легенды мелькает в смутных снах... Красивой и печальной Легенды...

***
Он еще спал. Полупрозрачный. Прекрасный. Его сон был сладок – сон только что Сотворенного. Я хотел увидеть, как откроются его глаза – зеленые облака, и увидят нас – его создателей… Он был лучшим из моих творений – возможно потому, что был лишь наполовину моим. В нем была тайна… Тайна не моего… Иного… Две темы соединились – не слились, но сплелись так прочно, что стали неразделимы. Золотые и белые нити… Я не мог оторвать от него взгляда… Я не верил, что кто-то, кроме Бога, может сотворить такое чудо… не хотел верить. Но мы ведь смогли… И я боялся. Я просил у Отца прощения за этот страшный и прекрасный опыт, который может обернуться для нас бедой. Но я знал, что отныне буду защищать Сотворенного, что никогда не оставлю его. Это сумасшедшее чувство все сильнее опутывало меня, и я не мог и не хотел сопротивляться… И чем пристальнее я вглядывался в узкое лицо Сотворенного, тем мучительнее замирало сердце – не то от боли, не то от восторга, и желание вечно видеть его рядом с собой заглушало и трезвую логику рассудка, и слабый голос совести. Я не мог дождаться, когда же он проснется, когда я наконец увижу эти глаза.. прекрасные глаза… Я изнывал от нетерпения, и крылья за моей спиной то чуть распахивались, то в судорожной болезненной агонии вжимались друг в друга до крови… я почти забыл, что рядом стоит Лео… Я забыл, что это дивное создание, призванное нами для Бытия, мой сын… Я чувствовал, как ломается что-то внутри меня… изменяется, плавится, горит… И я впервые совершил ошибку… слишком жестокую... Взметнулись черные в золото крылья, ревниво оградив Сотворенного от взгляда мара, и я, не в силах больше ждать, позвал:
- Киафэрри…
Голос, срывающийся и какой-то дикий, выдал все то, что клокотало во мне, не находя выхода. И веки Сотворенного дрогнули…
Он просыпался медленно, неохотно покидая теплое ласковое Забвение… Потянулся, сладко, как пушистый маленький котенок, улыбаясь в полусне, и открыл зеленые, цвета молодых трав в утренней росе, такие пронзительные глаза… И эти глаза смотрели на меня… прямо в душу. Так открыто, по-детски. Смотрели… и не боялись горящего в ней безумия.
Он обнял меня, доверчиво прижавшись к моей груди... Я подхватил его и одним ударом черно-золотых крыльев поднялся в небо... Каким тесным - словно клетка - казалась оно в тот день... Я улетал, вместе с Сотворенным, я бежал... И не смел оглянуться...
А он смотрел мне вслед. Но голубые глаза, наполненные болью и непониманием, видели лишь пустое небо...

***
Когда-нибудь... Раны затянутся, и не останется даже шрамов. Только память темным сумеречным зверем придет во снах и ляжет у изголовья... Тысячи циклов унесла река Времени. Коснись моих губ, я хочу чувствовать, что еще живу. Я хочу знать, что это не сон... Я хочу быть с тобой. Всегда. Рядом. Мой снежный ветер... Мой Предназначенный...


ЕГИПЕТСКИЕ СНЫ

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ХОНТОРИЭЛЯ

Анубис ждет на перекрестке ночных дорог. Я вновь ищу в нем утешения, в том, кто провел сквозь Алмазные Грани друга, возродившего древнюю Школу.
Стаю белых волков привел он в дар мне, и всех их я принес в жертву своему брату и возлюбленному, дабы они вечно служили ему и защищали от коварства служителей Лже-Змея.
15 снежных зверей умерли на алтаре, чтобы возродиться для вечной жизни, пройдя путем Анубиса через очищение серебряным клинком.
Имя того клинка – Люцифер, он был отдан мне вместе с волками в ночь лунного затмения в дельте Нила. Анубис, Сет и Баст благословили его.
Кровью белых зверей я начертил пентаграмму в основании Сумеречной пирамиды, их белые шкуры легли у входа и покрыли ложе Сотворенного, и пока их янтарные глаза встречали входящих, не было силы, способной со злым умыслом проникнуть в Золотые Покои.
Сердца их сгорели в жертвенном огне, и соединились в них пламень и снег, Луна и Солнце. И в тот день я нарек брата своего Зрящим видения Волка.
И в ту ночь он плел для меня Видения, и говорил о прошлом и грядущем, и я записал его Песнь и запомнил его Танец.
… В бархате звезд спит волчонок Фенрир. Разруби его цепи, и 7 зверей пробудятся. Зверь Света, зверь Пламени, зверь Звезд, зверь Тьмы, зверь Воды, зверь Воздуха и зверь Земли. Вместе с Фенриром проснется Золотой Дракон, и третий, чье имя откроется, когда придет время.
Вспыхнет Новая Звезда над водами Нила, и ее лучи прорастут в Дельте, в ночь Золотого полнолуния, и красный ливень с бледного диска прольется на благодатную почву.
Очищенные огнем и звездой, прорастут белые нити, и ветви, усыпанные белыми цветами, потянутся к ночному небу в безмолвной молитве Сириусу.
Он придет в огне Творения и принесет белую звезду в алмазных когтях, и его крылья россыпью жемчуга поплывут по темным водам вслед за белой ладьей Ра.
Корабль с Севера минует Западный Огонь и Восточное Пламя, и Золотой Свет принесет себя в жертву, чтобы возродиться вместе с Отражениями в прошлом и настоящем ради будущего.
Врата откроются, и Смерть распахнет золотые крылья, чтобы окрасить их в алое. И Звездный Зверь откроет сердце Огненному Волку, а Белый Зверь осветит путь ладье Ра.
На рассвете завоет грифон, обратив голову к кровавому Солнцу, и помчится за золотыми адалинами по дороге Безвременья.
Двое Предназначенных нарушили Закон и теперь в раздоре до тех пор, пока не воссияет единая звезда в сердце близнецов, и да свершится Падение во имя Просветления и Познания.
В Триединстве – Константа. В смерти молодых надежд откроется путь Мудрости, путь к спасению и новому обретению гармонии…
Он сказал мне, что предательство Сотворенных убьет меня, и красные цветы айтуан распустятся на моей груди.
Он сказал, что под Сумеречной пирамидой спит Тварь, заточенная властью Сфинкса, и черные цветы пахнут ее ядовитой кровью.
Черные розы оплели его грудь, и с каждым днем я теряю надежду. Яд Тьмы слишком легко проникает в кровь наших Детей.
Баст принесла мне вчера чашу со Змеем, но черная пантера, дар фараона, раньше меня отведала яд и умерла у моих ног, царапая когтями пол.
Я увидел в царапинах слово “отступница”, и, кроме того, неведомый мне знак, говорящий о скорой смерти.
Невозможно изменить предначертанное. Я спущусь в подземелье, а если не вернусь, спаси моего брата и останься с ним, и заставь его забыть меня…
Разбей белую вазу и забери дар Ра, чтобы закончить наше дело и соединить Города воедино, ибо, если ты не сделаешь этого, Египет накроет Тьма.
Спаси наш благословенный Египет, иначе мы будем прокляты богами Света и отданы на вечное мучение богам Тьмы, которых мы не смогли остановить…

ОТРЫВКИ ВОСПОМИНАНИЙ

***
Однажды ты пришел ко мне с маленьким золотым акроном на руках. Он рычал и царапался, цепляясь лапами за складки твоего одеяния. Ты вручил мне этот живой золотой комочек, улыбнулся и сказал:
-Это тебе. Попробуй приручить его. Ты ведь любишь приручать зверей…
Я знаю – ты не верил, что акрон станет ручным. Эти звери слишком хищные и гордые. Они не подчиняются никому. Никогда… Но прошел год, и золотой хищник лежал у моих ног, положив голову мне на колени. В назначенный час он первый умер за меня…
Может быть, поэтому из всех твоих чудовищных и прекрасных зверей я более всего люблю акронов?..

***
В детстве я стащил твои обсидиановые чётки и, запершись в своей комнате, долго перебирал их, словно околдованный их перестукиванием, их странной, такой манящей, неодолимой энергией… Словно не было в мире более никаких сокровищ, кроме этой золотой нити с нанизанными на нее черными, чуть прозрачными холодноватыми камнями…
Через час ты нашел меня и устроил трепку. Потом я втайне мечтал хотя бы об одной бусине с твоих странных чёток…

***
Когда мне было 12, ты показал мне мир Радужной Оболочки. А я показал тебе свой…


СМЕРТЬ ТРИЕДИНОГО

…В ее глазах было отчаяние… она протягивала мне руку… только губы неслышно шептали: “Нет, нет…” И я взял ее руку в свою. Она рванулась исступленно, но было уже поздно… Черный спрут скользнул из ее ладони в меня, и жуткая, жгучая боль сдавила ребра… рванула кровавыми фонтанами из груди…

Я лежал на полу. Боли не было, только теплая красная кровь расползалась по золотым плитам. В трех шагах от меня Вел Вейт держал обезумевшую Левею, рвущуюся ко мне… Я улыбнулся:
-Судьбу не обмануть. Прощай, малыш…
Он как-то затравленно посмотрел в мои глаза… словно не верил…
А потом вместе с сестрой растворился в воздухе. Запах черных роз пополз туманом над полом. Не хватило сил…
Стук четок. Тихий шелест одежд…
-Леонел?..
Чувствую прикосновение родной руки к волосам. И хорошо, и грустно… Печаль… И последний порыв:
-Айтуан… Айаханна... Лаото…
Красные цветы-бабочки распустились на окровавленных плитах. Красные цветы на груди – Сотворенные из крови. Я сорвал один и протянул брату.
-Отнеси его в Золотые Покои. Нет целителя сильнее Любви и Смерти…
Наши руки соприкоснулись. Последний раз…
-Ты успеешь… Только не оставь его…

Серебряная стрела с черным оперением просвистела в воздухе. Айтуан рассыпался красными лепестками на золотом песке, вместе с новой кровью… у самого входа в Сумеречную пирамиду…

И пирамида взорвалась…

О ЧЕМ ПЛАЧЕТ ВЬЮГА...
(незакончено)

Я сидел на мощной спине Верхового и смотрел на открывшуюся передо мной снежную равнину. Пряный животный запах тепла, поднимающийся с припорошенных снегом боков моего Тигра, был несколько странным в этом хрустальном чистом воздухе... Таком же чистом, как безупречно белый снег, падающий с неба мягкими хлопьями. Я не знал, где я. На этот раз мне просто не хотелось заранее вычислять маршрут. Я знал только, что это не Луарилл. И не Оболочка. Возможно, одно из отражений...
Верховой тихо фыркал. В который раз я мысленно поблагодарил его за то, что он согласился путешествовать вместе со мной... Харрато сейчас был свободен - его всадник на охоте сломал ногу. И, скорее всего, еще несколько месяцев не сможет сесть в седло. Они скучали друг без друга... Но все же Верховой ответил на мою просьбу... Я только надеялся, что в этом новом мире будет не слишком опасно. Что мы оба вернемся живыми...
Я путешествовал почти без цели. А может, просто не хотел признаваться себе, что цель каждый раз одна и та же. Сейчас мне было холодно. Снег кружил над головой, садясь на плечи, словно призрачная белая птица. Я подставил ладонь. Крупные хлопья послушно легли на бархат перчатки и замерли. Чтобы через миг снежной змейкой просочиться сквозь пальцы и юркнуть в сугроб. Жаль, на этот раз мне даже не удалось как следует рассмотреть созданное мной существо... Улыбка коснулась губ. Стало теплее.
Что ж, я во всех мирах ищу одно и то же. Но этого нет ни в одном из них...
-Вперед, Харрато! - крикнул я и слегка сжал колени, посылая Тигра навстречу новому миру.
Верховой взревел и сорвался с места галопом. Снег полетел во все стороны. Я на миг почувствовал себя ребенком, и это было восхитительно. Скачка по снежной равнине на белом тигре - это действительно похоже на сказку...
Снег перед нами вдруг превратился в мохнатую рычащую гору. Харрато взвыл и отскочил в сторону, прежде чем челюсти снежного хищника положили конец нашему недолгому путешествию. Промахнувшаяся пасть оскалилась вновь, но на этот раз я не стал рисковать и ударил животное потоком пламени. На несколько мгновений крик раненого зверя оглушил нас. Харрато обогнул воющего хищника, и мы продолжили путь. Что ж, снега не так безопасны, как может показаться на первый взгляд...
Я любил такие миры. Холодные и белые. Но хищников, обитающих в этих мирах, я почему-то терпеть не мог. Они выскакивали из-под снега так неожиданно, что иногда мое путешествие заканчивалось, не успев начаться... Неплохо было бы попытаться приручить одну из этих тварей... Возможно, тогда я почувствую себя менее уязвимым здесь...
Я выругался. Скорее жалобно, чем зло... Третий раз, третий раз подряд я выбираю мир зимы, мир вьюги и холода... Я прекрасно знаю, что не найду его... Что это не те снега... Я прекрасно знаю, и все же меня тянет в эту снежную пустыню... И опять здесь нет ничего, кроме бесконечных сугробов... Снег и хищники. Одно и то же... Третий раз...
"Что ты расскажешь ему о своих путешествиях, Огненный? Что? Тебе самому не о чем будет вспомнить..." - я задавал себе этот вопрос без надежды получить от себя же самого разумный ответ. - "Признайся, что ты просто сходишь с ума, Огненный... Он ушел, а ты не можешь забыть. Столько не успел рассказать... Того, что сейчас стало неважным... И все же - это было очень мило... И ты хотел бы все это рассказать. Если вы вновь встретитесь..."
Если... Я вздохнул, подавив поток все таких же жалобных ругательств. Он всегда ворчал, когда я позволял себе крепкие слова... А я всегда ругался... Но рядом с ним - реже, чем обычно...
Я устал от вида бесконечных сугробов. Их белизна уже резала глаза... Но я вновь приду в точно такой же мир. Такие же твари под снегом. Только с другим названием, которого я никогда не узнаю. Может быть, с другой формой тела... Но все они похожи, у всех одинаковые клыкастые морды и маленькие злые глаза... И ни один из этих снежных падальщиков, конечно же, не сравнится по смертоносной красоте и мощи со снежным червем...
Забудь...
Не могу.
Врешь... Можешь...
Тогда не хочу...
Может быть, я всю вечность потрачу на слепой поиск потерянного счастья в мирах-игрушках... Мирах-отражениях... И мне никогда не хватит смелости прийти в единственный Мир, где когда-то давно мы впервые встретились.
-О чем ты думаешь, Огненный?
-О многом, Харрато... Лучше не спрашивай...
-Весь Луарилл знает, что его Создатель медленно сходит с ума.
Я промолчал. Харрато понимал все слишком хорошо.
-Волки Архинджара ночью воют о нем. Трава шепчет о нем. Небо грустит о его крыльях. Ветви Асанта сплелись в символы, и каждый из нас знает, как они читаются...
-Харрато... Не тревожь раны...
-Они все равно не зарастут, Огненный. И твой мир вместе с тобой всегда будет помнить и ждать...
Поднималась метель. Тигр брел уже по самую грудь в снегу. Дальше, кажется, сугробы будут еще глубже. Где-то вдали виднелся лес. Дойти бы до вечера...
-Ты ушел из Луарилла, чтобы не дожидаться наступления Снегов. Ты бежал от них, но куда? На снежную равнину...
-Там все напоминает мне...
-И здесь тоже.
-Не отрицаю.
Все труднее становилось перекричать метель. Даже рокочущий голос Харрато тонул в шуме свистящего снега...
-Сейчас в Луарилле светит холодный Архинджар. Белый и задумчивый... Ты и от этого бежал, ведь так, Огненный? Потому что его крылья были как лунный свет. Потому что ты помнишь, как касался их поцелуями. Потому что ты помнишь, как смотрел на их призрачную красоту, когда вы сидели на ветвях Ррахантаэла ясной лунной ночью и просто разговаривали. Тебе ведь нравилось просто слушать его...
-Откуда ты знаешь?!
Я слегка дернул поводья, но Харрато в ответ на мое возмущение почти рассмеялся...
-Откуда? Огненный, не смеши... Каждый, кто умеет читать по нитям... Да что там, каждый из нас это просто знает. Потому что мы все - одно целое, и все мы - в тебе...
-Спасибо, что напомнил...
Продолжая ворчать, я, тем не менее, не мог бороться с улыбкой, помимо моей воли играющей на губах...
-Сначала мы найдем убежище на ночь... Хорошо бы пещеру. На худой конец, выроем маленькую в высоком сугробе. А там продолжим разговор...
А еще надо добыть что-нибудь на ужин. При мысли об ужине моя улыбка стала кислой. Да, я люблю снега, но ловить в них еду - сущая пытка. В лесу будет больше шансов, однако даже там, как подсказывал мне горький опыт, живности настолько мало, или же она настолько хорошо прячется, что скорее сами мы станем чьим-нибудь ужином...
Харрато поймал мою мысль и усмехнулся. Нелегко иметь дело с разумным Верховым... Еще и обладающим чувством юмора...
Лес приближался, но так медленно, что хотелось взвыть от бессильной ярости. Впрочем, никто меня сюда не звал. Так что придется терпеть...
-Хоть бы каплю тепла в этой ледяной могиле, - пробормотал я, когда крыло метели стегнуло по лицу тысячами острых иголочек.
-Ты же сам из пламени.
-Иногда я проклинаю себя за это...
Словно в ответ на мои слова вьюга взвыла и вновь ударила меня... Как же здесь холодно и одиноко...
-Спасибо тебе, Харрато. Если бы я был здесь без тебя, то сошел с ума...
-Как те, кто вечно скитаются по этим равнинам. Они отдали свои души метели... Они потеряли рассудок. Их ведет неутоленная боль...
Слова Харрато заставили меня тревожно вздрогнуть.
-И они не могут умереть, чтобы избавиться от своих мучений....
-Хватит... Прошу тебя... Я был слишком близок к тому, чтобы навсегда остаться в этих снегах...
Теперь в вое пурги мне слышался плач и сумасшедший смех ледяных призраков... Интересно, что их привело сюда? Какая такая боль ведет их в никуда? Что они ищут? О чем плачут? Кого потеряли? И сам я такой же... Только присутствие рядом живого существа удерживает меня на грани безумия... Один маленький шаг за грань...
А если бы он был сейчас рядом? Его тепло холодное, как ветер зимы... И все же тепло... Если бы он сейчас ехал рядом со мной, снега были бы мне родными... Так же, как ему...
И я никогда не узнал бы этой легенды... Легенды о потерянных душах. Чтобы понять ее, надо хоть раз испытать то, что испытывали они, когда шли в метель, не желая возвращаться... Пусть это даже похоже на сумасшествие. Пусть это и есть сумасшествие... Когда я найду его, то расскажу... О снежных призраках, вечно скитающихся по равнине... Интересно, знает ли он? А вдруг он сам стал одним из них... когда меня не было рядом...
От последней мысли ледяной холод вцепился когтями в сердце. Я пошатнулся и едва не свалился в снег.
-Ты все не можешь понять, почему же он ушел....
-Да, - прохрипел я, борясь с нахлынувшим вдруг ужасом. - Я ведь знаю, что ему нужно было мое тепло. Знаю - он так боялся, что я уйду... Но почему-то он ушел сам... И ему больше не нужно...
Ком подступил к горлу, и я не смог закончить фразу.
"Он больше не позовет тебя... Не окликнет... Не скажет - не бросай меня... Что же изменилось?"
-Придет тому время, Огненный.
-Я хочу верить тебе, Харрато... Я хочу быть мудрым и ждать...
-Тогда почему бы тебе вновь не стать Асанта?


***
Мы достигли леса, когда небо уже потемнело. Мне невероятно повезло - стая крупных белых птиц вылетела из сугроба прямо перед Харрато, и я сбил нескольких потоком энергии. Кров мы нашли быстро. Не пещеру - скорее, какую-то берлогу. Однако это тоже вполне можно было считать везением.
Я разжег костер, набрав хвороста в лесу. Одной птицы мне хватило, чтобы наесться досыта, а остальных я отдал Верховому. Маленький огонек сделал наше укрытие таким уютным, что мне захотелось остаться здесь надолго. Все равно идти некуда... "Но и ждать тоже нечего", - поправил я себя. Вот если бы...
-Хватит думать о нем, Огненный. Или ты хочешь в конце концов стать одним из безумных призраков, движимых лишь бесконечной скорбью и надеждой, в которой нет света?
-Я бы непрочь...
-Глупо! А потом где ему искать тебя? А если найдет - кем ты будешь? Вспомнишь ли его? Что станет с нашим миром?
-В чем-то ты прав, Харрато... И я так хочу, чтобы он вновь искал меня... Сколько бы ни понадобилось времени для того, чтобы он соскучился по моему теплу...
-Знаешь, о чем поет пурга?
-Нет...
-А ты прислушайся...
И Тигр повернул голову к выходу... Там, в ночной тишине, о чем-то плакала вьюга... И я хотел бы понимать ее тоскливую песню...
-Мне кажется, она поет об одиночестве...
-Ты услышишь в ней лишь то, о чем поет твое сердце...
-Мне некому больше дарить тепло, Харрато... Я не знаю, стоит ли мне жить... Так, как сейчас - нет. Это лишь тень жизни...
-Снег плачет... Небо плачет... И ты вместе с ними...
-Я хочу уснуть... Только мне опять приснится что-нибудь гадкое... темное...
-Послушай пургу. Может быть, в ее песне ты найдешь ответ...


***
Я проснулся от холода и страха. Вновь кошмары... Костер почти погас... Машинально подбросив дров, я смотрел, как разгорается пламя. В углу берлоги что-то шевелилось. Сначала я отмахнулся от волны хлынувшего ужаса, списав его на последствия моего дурного сна и излишней восприимчивости. Но в углу что-то было. И вовсе не пляшущая тень от языков пламени. Что-то прозрачное, невидимое и жуткое.
-Харрато...
Тигр открыл глаза, и по его взгляду я понял, что он тоже чувствует... Безумные глаза...
-Оно пыталось не дать мне проснуться, - прохрипел Верховой, дрожа и царапая когтями землю.
-Я не вижу его...
Тигр потянулся лапой к неясному прозрачному, как стеклянный студень, силуэту. Тут же по воздуху прошла черная переливающаяся рябь и вновь пропала.
-Что за...
-Какая же древняя чудовищная Тьма прячется в этом мире?!
Голос Верхового дрожал и срывался.
-Нужно бежать. Прямо сейчас...
Но даже пошевелиться было трудно. Я на негнущихся ногах поплелся к выходу, когда дикий, полный боли и предсмертного ужаса вопль Харрато заставил меня окаменеть. Верховой бился в черной ряби, она подняла его над землей и ломала, выворачивая кости, разрывая плоть... Его последней осознанной мыслью был почти приказ бежать, и это вывело меня из оцепенения. Я знал, что все равно уже не смогу ему помочь... И, хотя я чувствовал себя предателем, оставляющим друга, все же бросился наружу, прочь от чудовищной твари... Снег был глубоким, обжигающе-холодным. Я тонул в нем, а ноги стали ватными... Ночь казалась узкой, сжатой до крика клеткой... В которой были мы двое... Я - один на один с неизвестной опасностью. С тварью, у которой нет имени...
Она мерещилась мне в каждой ложбине, за каждым сугробом, на ветвях черных деревьев, под кустами... Она была - везде... Страх душил, ледяными кольцами подступая к горлу, и я молился, чтобы скорее взошло солнце... Днем - инстинкт говорил мне это - я буду в полной безопасности... До следующей ночи. Нет, черта с два... Еще на одну ночь я здесь не останусь... я соберусь с силами и вернусь в Луарилл... Но сейчас нужно продержаться до рассвета... Сердце говорило мне, что тварь - она сегодня только там, в пещере. Я это знал. Но не мог справиться с растущим ужасом. Хотя это было необходимо. Иначе она пойдет за мной... по запаху моего страха... Я удалялся от проклятой берлоги, а страх не уменьшался. Но я должен... должен справиться с ним... иначе мне конец...
Отчаянно захотелось жить. Нет, конечно, душу мою эта тварь не убьет. Но при одной мысли о том, что я испытаю перед спасительным забвением, сердце мое заколотилось так, словно решило само убежать... Это сравнение почему-то приободрило меня, и я усилием воли все-таки заставил себя успокоиться. Берлога осталась далеко позади. Предсмертные вопли Харрато еще стояли в ушах чудовищной музыкой. Я старался не вспоминать об этом, чтобы вновь не провалиться в пропасть бесконечного ужаса. Творец, что же это за мир? Что за существа выходят здесь ночью на охоту? Не животные, не хищники - твари...
Мне было холодно и хотелось плакать. Так плачет ребенок, оставшись один в темной комнате. Я чувствовал себя слабым и жалким. А главное - бесконечно одиноким...
В ожидании рассвета я почти сошел с ума...
Когда, наконец, день полностью вступил в свои права, я обессилено рухнул в сугроб и заснул, не думая о том, что пробуждение может наступить ночью. НОЧЬЮ...
Но, к счастью, когда сон отпустил меня из своих спасительных объятий, до наступления темноты оставалось еще очень много времени. Я сел, обхватив руками колени и закутавшись в меховой плащ. Метель, притихшая было ночью, грозила разыграться с новой силой. Слезы текли из глаз, но я почти не замечал их. Мне не хотелось никуда идти. Харрато умел слушать метель. А я нет. Или... может, все-таки, я знаю, о чем поют тысячекрылые снежные ветра?
Мне показалось - я слышу голоса тех, кто остался здесь навсегда. Мне показалось - я слышу среди них и Харрато. Он пел, что ему не больно и не страшно, что пурга ласкова, как мать, что здесь вечный покой и что никакая тьма не властна над ними... Я встал и побрел в метель, вдруг почувствовав просто болезненную необходимость быть с ней одним целым...
-Видишь... я такой же, как ты... я тоже снежный... я тоже стану белым-белым, и холодным...
Я уже не осознавал, что несу бред. Что губы замерзли и едва шевелятся, рождая тихое невнятное бормотание... Я шел в снега, охваченный неведомой мне раньше скорбью и жаждой исчезнуть в хороводе метели... Я уходил все дальше, теряя себя, без сожаления, без страха... Чтобы вечно скитаться по равнине и петь вместе с теми, кто пришел сюда до меня...
Чтобы вечно искать утешения и шептать единственное имя...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ТАНЕЦ МЕТЕЛИ

Я не знаю, сколько прошло времени, с тех пор, как... С тех пор как - что? Иногда мне казалось, что я не совсем такой, как другие Снежные. Но это было неважно...
Мы жили семьей. Большой, похожей на стаю. Вместе охотились, когда наши ледяные тела требовали новой энергии. Тогда мы окружали одного из больших белых хищников и рвали его в клочья, вымазываясь в крови, выпивая силу и тепло из могучего тела. Это было весело - в свисте метели кувыркаться на снегу, наслаждаясь ощущением сытости, играя с клочьями белой шерсти... Она летала по сугробам, как огромные снежинки, цепляясь за когти и мех. Мы знали, где сидят в засаде Стеклянные. Их было всего восемь. Восемь тварей, которых мы ненавидели так, как только один хищник на своей охотничьей территории может ненавидеть другого. Я же особенно отличался. Всегда, когда выпадал шанс увести от Стеклянного добычу, я был первый, кто предлагал позлить этих рябых кровопийц. Харрато, один из Теней, всегда при этом улыбался так загадочно, словно что-то знал обо мне. Что-то такое, что навсегда осталось в прошлом. Которое я не помню. Он был странный, этот Харрато. Я долго не мог привыкнуть, что он называет себя так.
-Ты Тень, - сказал я ему тогда, впервые, когда он назвал такое странное имя.
Он лишь помотал головой, и упрямо повторил:
-Харрато.
Я не стал спорить. С тех пор выделял его среди других. Потому что у него одного было свое имя.
С Тенями мы жили в мире. Не то, что со Стеклянными. Тени не охотились. А мы... Иногда в наш мир попадали путники, и мы всегда были рады позлить Стеклянных, уведя добычу у них из-под носа...
Еще мы любили петь. Странники, попавшие сюда случайно, думали, что им просто слышится в вое метели. Мои песни Снежные всегда слушали очень внимательно. Говорили - грустные и красивые. А я не знал, о чем пою. Хотя иногда казалось - вот-вот вспомню... Что-то было в них... Надрывные, как порывы снега... как вой пурги...
Однажды появились четверо. Среди них был один, совсем молодой, с большими испуганными зелеными глазами. Остальные были просто людьми... Одними из многих. Но этот... Я постоянно прятался в сугробах рядом с их лагерем. И следил за зеленоглазым. Он, наверное, был очень красив для человека. Иногда мне казалось, он заметил меня и ждет, когда я выйду из своего укрытия. Я не раз хотел подойти к нему, но что-то держало... Иногда я ловил себя на странной мысли, что люблю его... Но не помнил, что значит - любить... Я знал только, что не хочу, чтобы он уходил...
Один из его спутников стал добычей Стеклянного. Второй вскоре пришел к нам. Жаль, что он не помнил ничего. Я хотел расспросить его о зеленоглазом, но новый Снежный лишь качал головой, глядя на меня до боли непонимающе... Он не помнил...
В последнюю ночь я подошел к пламени их костра почти вплотную. Меня почему-то манил этот чужой, такой яркий и колючий свет. Он был красивым. А зеленоглазый, грустный, сидящий у самого пламени, был еще красивее. Я тихо подошел ближе... Еще ближе... Он поднял голову и посмотрел на меня.
-Кто...? Огненный? Ты?
Зеленоглазый вскочил, и я, вдруг испугавшись, метнулся в сугроб, прочь от танцующего желто-красного света... прочь от этих зеленых глаз...
Он и его последний спутник утром ушли... А я думал - почему же он назвал меня так странно. Я же ледяной. Ледяной насквозь. Мое новое тело, сухое, смерзшееся, лилово-белое, в котором нет ни капли тепла... Почему же? Ведь это нелогично... Я Снежный. Я не Огненный.
Я часто вспоминал зеленоглазого. Может, потому, что этот цвет был таким редким, таким необычным в нашем серо-белом мире. Мне даже не с чем было сравнить его. Когда небо темнело, возвещая наступление сумерек, и я ложился в снег, зарываясь в его рыхлый прохладный уют, я думал об этом удивительном цвете, я искал сравнение для него. Этот цвет был из прошлого, далекого прошлого, которого для меня уже не существовало... Он дразнил тайной...
Я чувствовал, что становлюсь чужаком в стае Снежных. Мои песни ранили их, мой взгляд заставлял их отворачиваться. Мне по-прежнему нравился лед моей бело-лиловой кожи, мне нравилось скользить в сугробах, наслаждаясь собственной скоростью, смертоносной грацией, силой снежных крыльев... Но я становился одиночкой среди таких же холодных существ. Только Харрато, Тень, кажется, понимал меня... Нас редко видели порознь. Он любил молча слушать мои песни, мне думалось - он знает, о чем они. Но Харрато молчал в ответ на мои вопросы. А однажды, словно случайно, обронил несколько слов, которые запали мне в душу, тревожа спящую память...
"Я всегда знал, о чем плачет метель, Огненный. И ты знал. Когда-нибудь ты сможешь понять свои песни. Жаль, что в тот же день ты забудешь их навсегда..."
С тех пор я пел редко. Но мне хотелось узнать, до боли, до крика, и порой я выл от бессилья, метясь в сугробах, я грыз руки, полубезумный... Я чувствовал, что у меня отняли что-то важное, что-то главное...
И в один из туманных серых дней пришел Он... И я запел. Пронзительно, как никогда; я царапал когтями грудь, словно надеясь, что из неглубоких порезов брызнет кровь - живая, алая, горячая... А Он прислушался. Долго стоял, всматриваясь в танцующие белые вихри снега...
Я замолчал. На самой громкой, самой красивой и печальной ноте. Песня, оборвавшись, зазвенела эхом в ледяных сугробах. Мне стало страшно. Откуда я знал, что эта песня о Нем?
Я наблюдал за Ним - как Он ищет ночлег, как ложится спать... Такой беззащитный... Такой ослепительно-белый, что снег, только что выпавший, казался мне серым, недостойным его чистых алмазных крыльев... И когда появился Стеклянный, медленно подбираясь к нему, я почувствовал жгучую, яростную, непримиримую ненависть. Не как к сопернику, хищнику другого вида. Нет, я ненавидел эту тварь за то, что впервые увидел в ней Тьму. Древнюю, злую. За то, что прекрасное белоснежное существо может стать ее добычей. Стеклянный тоже почувствовал меня, его мрачная, безликая злоба обожгла меня волной боли, я выскочил из своего укрытия, разбрызгивая снег, и завис в двух метрах от земли. Я успел создать ледяной щит, прежде чем тварь атаковала нас. Странник открыл глаза, и в одно мгновение уже стоял наготове, развернув сотни узких крыльев-лент... Наши взгляды встретились. На ослепительно-короткое, невыносимо короткое мгновение, которое я хотел бы превратить в вечность... Он смотрел на меня, готовый биться насмерть, если потребуется – красивый, гордый, уверенный... Но за его спиной я уже видел черную рябь Стеклянного, сломавшего хрупкую защиту.
-Я не враг. Враг сзади!
Взметнулась недоверчиво узкая бровь. Синие глаза посмотрели прямо мне в душу, я испуганно отшатнулся, но тут же, опомнившись, бросился к Нему, выхватив из почти сомкнувшихся смертоносных объятий Стеклянного. Не отпуская странника, я взлетел так высоко, как только мог. Спасенный вырывался, и при этом выражался весьма красноречиво. Мне почему-то захотелось выругаться в ответ...
Мы летели над лесом, в густых сумерках. Я чувствовал Стеклянных, выползших на охоту. Черная рябь то и дело мелькала в ложбинах меж сугробами. Я уносил свою добычу к скалам, куда черные твари не осмеливаются проникнуть. Все Снежные знают, что в скалах дремлет Хозяйка, давшая начало нашему роду. Туда мы приносили тех, кто готовился перешагнуть грань жизни и смерти, чтобы новый Снежный примкнул к стае...
Странник в моих руках успокоился. Мне было приятно чувствовать его живое тепло. Тоже снежный, но – не мертвый, как мы... Странный... Я спустился на плоское широкое плато, окруженное большими валунами и пиками скал, опустил свою добычу на снег. Отошел, не отрывая глаз от странника. А он смотрел на меня. В его взгляде сначала светились возмущение и гнев, сменившись затем непониманием, непонимание вспыхнуло смутной догадкой...
-Не может быть... Скажи, что это не ты... Это не можешь быть ты...
-Кто?
Я склонил голову набок, прислушиваясь к непривычному звучанию слов. Слишком много эмоций, оттенков, словно радугой сверкают... Я же слишком привык ко всем оттенкам серого без признаков другого цвета.
Странник вздохнул и отвернулся.
-Зачем ты притащил меня сюда? – устало бросил он, не глядя на меня.
Я подошел вплотную и вдруг, неожиданно для себя, склонился над ним и провел когтем по его щеке... Легко очертил линию подбородка, скользнул по бьющейся жилке на шее, остановился на груди... Моя ладонь мягко соприкоснулась с холодной шелковой кожей... Сейчас, холод мой войдет в твою кровь, ледяные иглы вопьются в твою грудь, и ты станешь одним из нас, странник, ты навсегда останешься в снегах, со мной... Я уже чувствовал, как бежит по моей руке ледяной яд... Один надрез на груди... Как жаль... Сейчас это живое тело станет таким же мертвым, как мое... Нет, тогда еще несколько мгновений... Я хочу вдыхать твое тепло, твой запах...
-Огненный...
Вздрогнул. Отшатнулся. Вновь это имя.
-Летящий...
Губы неохотно отпустили слово, и оно, сорвавшись, унеслось вместе со снежным ветром прочь... Оставив мне проснувшуюся память...
Я стоял, борясь с волной воспоминаний, нахлынувших на меня. Потом медленно опустился на колени и зарылся лицом в снег. Душа превратилась в комок тупой, черной, ноющей боли. Я все обрел, но и потерял все...
Летящий коснулся моих белых ломких волос... Как приятно это простое прикосновение... Успокаивает... Даже дает надежду. Надежду, которой быть не может...
Я засмеялся. Горько, нервно.
-Не надо. Оставь меня. Оставь... И уходи отсюда, это мир Проклятых...
-Глупый!!!
Он встряхнул меня, развернул лицом к себе.
-Ты что, и вправду думаешь, что я тебя оставлю здесь?
Я отвернулся вновь, чтобы скрыть слезы.
-Так будет лучше...
-Почему?
Его голос дрогнул. Или мне показалось?..
-Мне было бы лучше не помнить тебя, мой Предназначенный... Теперь я знаю, о чем были мои песни. И о чем плакала вьюга... Я любил тебя и буду любить всегда. Когда ты уходил... Ты сказал, что я слишком горяч для тебя, что мы не можем быть вместе... Здесь, в снегах, я нашел не исцеление, но забвение... А теперь мне никогда не забыть...
Вместо ответа Летящий прижал меня к себе, а я, уткнувшись лицом в его грудь, расплакался.
-Я теперь принадлежу этому миру...


ЭТОТ ГОРОД
(незакончено)

Пролог.
Этот Город пахнет безумием. Этот Город не знает пощады...

***
Он шел по коридорам университета - шел и смеялся, и люди разбегались от Него.. Не то смех, не то вой - жуткий, мертвый, - Он шел и смеялся, оставляя за собой две темно-красные дорожки на пыльном полу, кровь стекала по Его расслабленным пальцам - бесконечная череда красных капелек, одна за другой, падая, разбивались о серые мраморные плиты. Он был подобен сумасшедшему Дьяволу, или, может быть, умирающему Богу... Он был страшен, и хриплый Его смех носило по коридору... Люди выскакивали из аудиторий, в ужасе смотрели на Его агонию. Не смея даже крикнуть, заворожено наблюдая, как течет из перерезанных вен густая ароматная кровь... Они не видели, нет, - да и не хотели видеть Его глаза... светлые, как никогда, наполненные сияющей болью - "ну же, еще не поздно, скажите, что все будет хорошо, остан6овите меня, кто-нибудь - просто подойдите, обнимите за плечи, утешьте... так не хватает тепла, мне холодно и страшно, я устал, устал бороться, я не вижу смысла, но я все же хочу жить, хочу нормального человеческого счастья, хочу жить... хочу любви..."
Никто не откликнулся. И свет погас. Остался только леденящий хохот-вой безнадежного одиночества. Он развернулся - и красные крылья жестоко хлестнули людей по лицам - веер теплых, пьяно-соленых нитей...
-Йаркатэ! Аййорра! Асуантрэ! Харгана лайо джеррга! Джегра!
Его глаза пылали чем-то животным, безумным, злым... Он снова закричал в толпу, обступившую Его кольцом:
-Вот вам моя кровь! Пейте! Только не захлебнитесь! - Он криво ухмыльнулся, обнажив чуть выступающие клыки. - Я не отсюда, и я ухожу.
Под окнами противно завывала сирена. Фигуры в белом бежали к Нему, бежали с двух сторон по крутым лестницам... Он изогнулся хищно, оскалился, прижав уши к голове, и зашипел - зверь, не ждущий пощады, переставший верить в сострадание...
И вдруг... в одно мгновение Он изменился. Выпрямился, весь светлый и прекрасный, взгляд Его потеплел и стал чистым, грустным сиянием...
-Нет, - Он вытянул вперед бледную тонкую руку, и врачи с двух сторон на короткий миг остановились в замешательстве, словно натолкнулись на невидимую преграду - этот негромкий мягкий голос.
-Нет, - повторил Он, тихо беззлобно рассмеялся и - упал в кровь, по-детски трогательно свернувшись калачиком... Упал... и не поднялся больше...

1.
Дождь на улице. Темный город. Капли проходят сквозь меня, словно стрелы... только.. я не чувствую их. Я не чувствую мокрого свежего запаха, мелкие капельки влаги не разбиваются о мои руки, и волосы, наверное, совсем сухие.. Сухие? Нет, я слишком привык мыслить прежними понятиями. У меня больше не будет СУХИХ волос - и мокрых, и блестящих, и темных, с ароматом весеннего ветра - в этом мире - никогда!.. Кто я теперь? Тень, бесплотная серая тень-скиталица, бездомная и одинокая. Бред...
Город. Совсем рядом горят окна Твоего дома. Спасение и испытание, счастье и боль... Я боюсь возвращаться туда... Знаю, я трус, я... но я люблю Тебя, а Любовь сильнее меня самого. И моего страха.
Легко прохожу сквозь стену. Ты читаешь книгу, сидя в кресле, бледный свет падает на Твое лицо, такое красивое, беззащитное... Уже далеко за полночь, но Ты не спишь... Ты ждешь меня. Ты веришь, что я приду, обязательно приду, как прихожу каждый раз, потому что без Тебя жизнь пуста... Без Тебя все бесконечные миры кажутся ненужной иллюзией.

ЗОЛОТОЙ ШАКАЛ
(незакончено)

Черная, безмолвная Река Вечности. Река Забвения... Ровная водная гладь... Я склоняюсь над ней, но вижу лишь пустоту вместо отражения... Протягивая несмелую руку, когтем черчу на темном зеркале. Символ. Для вечности. Молчаливым золотом, ажурной светлой рябью он пробуждается в мертвой воде... Символ ветра сливается со знаком дракона... И сквозь их мерцание я начинаю видеть... Его... Глаза, словно черный обсидиан... Губы что-то шепчут... Я тоже что-то шепчу в ответ... Забыв, что это мое отражение... Лишь тень в ледяной Реке... Касаясь поцелуем мертвой темной Вечности... Вкус Стикса, обжигающе-холодный, тает на губах... Но я пью его воду, словно поцелуй...
Тихий мелодичный смех Анубиса раздается за моей спиной. Шелест змеиных чешуй - Сет. Едва слышный стук маленьких коготков - черная тень Бастет скользнула из темноты и замерла, у самой воды. Я поднимаю голову. Тяжелая золотая маска Шакала с узкими прорезями для глаз - когда я отвечу им, она сольется с плотью и станет моим образом. Моим лицом.
-Эраххэс...
Анубис подходит ко мне, печальной гибкой тенью. Тонкая рука ложится мне на плечо.
-Эраххэс... Ты - один из нас. Река исцелит тебя, Река подарит Забвение...
Узкий быстрый язычок смахивает капли Мертвой воды с моих губ. Так быстро, что я не успеваю принять это за поцелуй. Два Шакала. Два бога. Мы смотрим друг на друга. Анубис зовет. Сет ждет молча. Баст смотрит на меня, как всегда с грустью и нежностью. Они готовы принять меня. Как равного. Они просят за это высокую цену - Забвение.
-Этого требует Закон, не наш Закон, Эраххэс...
Моя ладонь лежит в черной руке Анубиса. Бархатное прикосновение успокаивает и заглушает боль и внезапный страх.
-Ты любишь их... Но потеряешь. И вместе с ними - Египет...
Это голос Сета. Тихий и печальный.
-Отец...
-Ты можешь стать одним из нас...
Баст молчит. Только грусть в ее взгляде все пронзительнее...
Далекий свет на том берегу. Это Ра поднял жезл, ослепительно сверкающий, к темному грозовому небу. Он ждет... Тоже ждет.
Переплыть Мертвую Реку. Броситься в обжигающе-холодную, горькую воду и забыть... И стать богом. Золотым Шакалом. Сыном Анубиса... Так просто. Так страшно.
-Ты потеряешь их. Все равно. И ты потеряешь Египет.
Один бросок. И Забвение...
Гор и Тот ждут меня на том берегу. Свет, Сила и Мудрость. И когда я приду к ним, я буду равным в пантеоне богов...
-Благословенный Египет...
Но я отхожу от черной воды. Мучительно, медленно, испуганно.
-Эраххэс...
-Нет.
Одно лишь слово, сорвавшееся с губ. Как глухой удар, как хриплый лай шакала в сумерках египетской ночи...
Они промолчали. Странно сверкнули глаза Баст, и улыбка коснулась губ Анубиса. Сет задумчиво провел тонким пальцем по подбородку. В его глазах трудно было что-то прочитать, но мне показалось, я увидел в них гордость...

-Золотой Шакал... Эраххэс...
Меня трясли за плечо. Тонкие руки молодой жрицы.
-Изида... - прошептал я и улыбнулся. - Иди, я оправлюсь.
-Но ты истекаешь кровью... - ее бледное лицо склонилось над моим, глаза испуганно сверкали, как у газели. - Эраххэс...
-Хонториэль... - тихо возразил я. Губы едва слушались, я действительно был очень слаб. - Иди, Изида, уходи... Позови Леонела...
Она поднялась с бронзовых плит пирамиды и бегом бросилась к дверям. Я рассмеялся. Едва слышно. Совсем еще ребенок...
Приятная, нестрашная опустошенность овладела мной. Я лежал на полу, смутно ощущая, как ноют запястья. Было так спокойно и хорошо...
Глухой рев золотого акрона разносило эхом по пирамиде. Дверь распахнулась, я едва сдержал смех - ее открыли ногой. Как это непохоже на моего всегда сдержанного брата...
-Хонтори!
Сейчас будет серьезный разговор...
Леонел подбежал ко мне, подхватил на руки и отнес в соседнюю комнату. Я уткнулся лицом в его грудь, едва не проваливаясь в черноту от нахлынувшей слабости. Тело было словно ватным...
Я почувствовал всей кожей теплый бархат нашей кровати. Безумно хотелось уснуть. Теперь я мог не бояться, что пробуждения не будет. Порезы на запястьях начали затягиваться.
-Ты всегда будешь делать подобные глупости? В следующий раз я могу и не успеть.
Он был рассержен и испуган. Я виновато мурлыкнул и обнял его.
-Леонел...
-Что? Хонтори, твои опыты стали опасны. Пока это было лишь детской игрой, я молчал...
-Леонел... Просмотри по нитям... Прочитай... Я сейчас не смогу рассказать... Ты сам...
Голос предательски слабел. Я еще слышал сердитый голос брата, но уже не мог разобрать слов. Мягкий сумрак сна окутал сознание, и я растворился в теплой и спокойной темноте...
Уже на самой границе сна и реальности я вновь услышал смех Анубиса. Тихий и красивый.
-Твой выбор в пользу Любви...
И шепот Сета:
-Ты всегда будешь моим сыном...
-В глазах Баст я прочитал нежность, смешанную с легкой грустью. Я не один из них. Но отныне я стал равным... И Имя замерло в душе, мое египетское Имя, под которым все они будут знать меня...
Эраххэс. Золотой Шакал.

***
Я проснулся ночью. Было тревожно. Было холодно. Даже волчьи шкуры не могли согреть меня. Я сел на кровати, поджав под себя ноги. Брат заворочался во сне. Он выглядел таким усталым и беззащитным...
-Прости... - прошептал я, накрывая его теплой шкурой. Мне безумно захотелось увидеть его улыбку... Когда мы проснемся... утром... Пусть он улыбнется. Хоть я и не заслужил...
Чувство тревоги не оставляло. Я поднялся с кровати, накинул темную жреческую тогу. Вышел из комнаты. В плотной тишине мне слышался хриплый тихий смех. Злобный смех.
Когда я вошел в комнату, где обычно проводил опыты с магией крови, она стояла, держа в руках золотую маску шакала - черная, мерзкая тень. Увидев меня, Шек Хал оскалилась, и я вновь услышал ее тихий злобный смех. Ярость вскипела во мне. Да, золотая маска не принадлежит мне, но и Шек Хал не смеет прикоснуться к вещи Истинного Анубиса. Это оскорбление всему культу.
Ладонь легко скользнула в перчатку с нефритовыми когтями. Тень отбросила маску, хищно изогнулась... Миг - и непримиримые враги закружились в танце смерти. Я выжидал момент, чтобы ударить наверняка. Я не сомневался в своей победе.
Стремительный выпад... Когти вошли в горло тени, сухо хрустнули переломанные позвонки. Легко. Даже слишком легко... Шек Хал опустилась на пол, заливая бронзовые плиты кровью.
Одного взгляда в ее глаза мне хватило, чтобы понять всю Тьму, породившую эту тварь...
Черные пустые глазницы смотрели на меня с мрачной ненавистью. Меня не покидало ощущение, что Шек Хал каким-то непостижимым образом жива. Ныло разорванное ее клыками плечо, и, хотя рана почти тут же затянулась, мне не нравилось смутное, темное предчувствие, возникшее в связи с ней...
Я смыл в бассейне черную кровь Шек Хал, чувствуя накатывающие волны слабости. Вдруг с запоздалым отчаянием понимая, что падаю... Мир поплыл перед глазами, но чьи-то руки подхватили меня, легко, как котенка...
-Отец?
Сет был таким, каким я его запомнил перед тем, как, согласно договору, Змей принял чашу яда из рук Темной Баст. Серебряные волосы, мягкий свет серых глаз... Отец... Воспоминания детства нахлынули прежде, чем я успел подавить их... Отец любил сажать меня на колени... К старшему сыну он всегда относился строже, а меня почему-то баловал... Я улыбнулся воспоминаниям.
-Опасность, Хонториэль. Вы в большой опасности.
Я слабо кивнул. Знаю, знаю...

ДВИЖЕНИЕ

Движение - неутоленная жажда живого, неутолимый голод мысли и духа. Движение с гиперскоростями, неосуществимыми в инертной оболочке материального.
Хриплый рык... стон сквозь спазмы... ломка и агония бессильного, тесного тела... Огонь прожигает грудь. Огонь. Агония. Погоня за движением...
Сумасшедшая - быстрее ветра, быстрее света! Скорость - и вновь вянут тонкострунные лепестки неродившихся крыльев. Скорость. Укор - крик неутоленного движения... Быстрее света, быстрее... Пусть кипит вода, пусть шипит и спекается в пламени Земля - бьющийся в агонии змей с пробитой головой! Пусть рвется плоть, в клочья, в пепел, в прах - когда-нибудь живое прожжет косную оболочку и, обезумев, потеряв память, забыв о времени, растворится в гиперскоростной спирали.
Когда экстаз жизни и смерти станет единым, когда Живое получит долгожданную роковую свободу Движения... Когда умрет Вселенная и родится вновь...

УРОК ЗЛА

Родители Девочки боялись крыс и змей и крестились, увидев черную кошку. Девочке читали сказки, которые она не любила, потому что они были несправедливыми. Конечно, Девочка не осознавала, что такое справедливость, потому что была совсем маленькой. Но, может быть, сердце говорило ей, а может быть, добрые ангелы...
И вот однажды Девочка проснулась от ощущения чего-то возвышенного, бесконечно прекрасного. Она выбежала в сад и увидела Дракона, светлого, словно солнечный луч, с мудрыми, чуть печальными глазами. Девочка не чувствовала страха, но не решилась подойти, а Дракон, случайный гость из другого мира, растворился в золотом утреннем тумане.
Девочка рассказала обо всем родителям, и они, испугавшись, повели ее в церковь. Священник сказал ей, что Дракон - зло, и что если она не возненавидит всякое зло, то после смерти попадет в ад.
Но, если вы помните, Девочке было очень мало лет, она удивилась и спросила, что такое зло. Священник рассердился и прочитал ей строгую проповедь, которую она, конечно, не поняла и расплакалась. Тогда родители тоже рассердились и, приведя Девочку домой, поставили в угол. А она все равно не могла понять, почему из-за такого красивого, сияющего, как солнце, Дракона разозлился строгий дядя-священник и родители поставили ее в угол.
Ей было больно и обидно.

 

 

обсудить работу на форуме

подробная информация о конкурсе

на главную страницу сайта