Номинация "Мистическая история из жизни"

Леонидов Алексей

Встреча в пути

Пелена туч, все утро пугавшая меня дождем, полностью рассеялась, и солнце начало припекать совершенно по-летнему.
Роскошный осенний лес весь наполнился солнечным светом и заискрился множеством капель, оставшихся на листьях после вчерашнего дождя.
Благословенная синева воцарилась над верхушками деревьев, и лишь редкие облака иногда проплывали высоко в небе.
Всё вокруг радовало глаз.
Вспоминая вчерашний день, весь проведенный в палатке, под дождем, а так же сегодняшнее утро, когда хмурое небо в любой момент грозило продолжить свой осенний плач, я испытывал большущее удовольствие от такого благоприятного поворота событий.
Земля ещё не совсем просохла после дождя, на тропе было немало грязи, и я внимательно следил за тем, куда поставить ногу, дабы не промокнуть и не испачкаться. Причем справа почва была где-то на полметра выше тропы и, обходя грязь, приходилось подниматься. Это не было тяжело, но в какой-то момент, когда я делал очередной шаг вверх, у меня вдруг треснул поясной замок.
В первый момент я ничего не понял, поскольку ни разу с подобным не встречался, но когда вся тяжесть рюкзака легла мне на плечи, и я посмотрел на замок, стало всё понятно. Пояс расстегнулся, а основная часть замка лежал у меня под ногами. Я поднял замок и стал рассматривать пояс. Оказалось, что положение вполне можно исправить, но для этого надо нитку и иголку, а их-то я в этот раз и не взял. В более длительные походы я всегда брал с собой швейные принадлежности и различные запчасти к рюкзаку, в этот же раз почему-то этим пренебрег.
- М-да-а-а-а, - обреченно протянул я, осматриваясь, - и что теперь?
И в этот же самый момент я вдруг заметил в стороне озера дым костра, а
присмотревшись сквозь листву деревьев, и человека рядом с ним.
Обычно я не люблю в походе подходить к незнакомым людям, ведь, собственно, побыть в тишине и отдохнуть от общения - мой основной "походный мотив", но в этой ситуации я даже не раздумывал и пошел в направлении костра.
Когда я вышел из довольно густых зарослей к костру, меня поразил необычайной красоты вид, открывавшийся с того места, где остановился этот человек. Вид был таким уютным, словно бы сказочным: небольшое голубое озерцо в замысловатом обрамлении кудрявых кустарников и небольших деревьев, за которыми стеной стояли роскошные сосны с причудливо изогнутыми ветвями. Кустарники были покрыты в основном желтой, но кое-где и оранжево-красной листвой, а сосны словно обрамляли их своей темной зеленью.
Озерцо в этот момент было зеркально гладким, ветра не было и это сказочное сочетание небесной голубизны озера и золота листьев казалось поистине чудесным. Каким-то глубоким покоем и умиротворением веяло от этого места.
Когда я поздоровался, извинился за беспокойство, и сразу спросил то, что мне было нужно, человек кивнул мне в знак приветствия, и приятно улыбнувшись, сказал, что у него есть всё, что я у него спрашивал.
На его улыбку я невольно улыбнулся сам - настолько искренняя радость была в его улыбке. Мне знакома такая радость: это когда какое-то движение жизни извне, точно соответствует положению вещей в твоей собственной жизни. Например, пришел счет за что-то, и как раз есть свободные деньги, или что-то вдруг понадобилось, и почти тут же попадается информация, где это есть - в общем, как это в народе называется, приятное совпадение.
Я почувствовал, что он действительно рад тому, что у него есть то, что я у него спросил. При этом в его глазах словно бы промелькнули какие-то живые искорки. И вообще, взгляд этих темно-синих глаз не прошел для меня просто так. Это был один из тех взглядов, которые действительно "обезоруживают". Встречаясь с таким взглядом, словно бы проваливаешься в него, вместо того, чтобы по привычке наткнуться на что-то. Обычно глядя в глаза окружающим людям, всегда на что-то натыкаешься: озабоченность, проблемы, напряженность или усталость, недовольство или пьяное довольство… И, натыкаясь на всё это, твой собственный взгляд становится таким же "твердым" - таким, на который другие люди, глядя тебе в глаза тоже "натыкаются"… И так редок в нашей жизни взгляд, в котором ни на что не натыкаешься… А вместо этого проникаешь в него, словно и вправду проваливаешься в какую-то живую тайну…

Пока он ходил в палатку, стоявшую в нескольких шагах от костра в очень удобном укромном месте, с видом на озеро, я похоже, даже ни разу не шелохнулся под впечатлением от встречи наших глаз. Может быть, заметив мое замирание в одной позе, он мягко улыбнулся, и предложил мне сесть, подавая небольшую коробочку.
В коробочке был набор игл - от тонкой, до очень крупной сапожной иглы, а так же несколько катушечек с разными нитками. Все нитки были прочные, капроновые, в том числе и очень толстая, витая нить, какая мне и была нужна. Было видно, что это специализированный набор, который, наверное, можно было где-то купить.
Пока я ремонтировался, он продолжал свои дела у костра.
Мы молчали, и это молчание было совершенно естественным. Не редко в подобной ситуации чувствуется необходимость что-нибудь говорить, каким-то образом поддерживать общение, как-то проявляться по отношению к рядом находящемуся человеку, а тут молчалось свободно и тишина была приятной. Какой-то легкостью веяло от этого человека.

Я довольно быстро справился с ремонтом, и чрезвычайно довольный тем, что мой рюкзак возвращен в рабочее состояние, несколько минут сидел, любуясь видом.
Вид словно излучал мир и безмятежность. Он завораживал, мне не хотелось нарушать молчание, но вдруг появился легкий ветерок, листья мягко зашелестели, и я встрепенулся.
Я поблагодарил незнакомца за помощь, стал собираться, а он вдруг сказал, что у него как раз готов чай и что, если я хочу, то могу присоединиться.
Это было сказано так легко и нейтрально, что я без малейшего напряжения мог бы отказаться. По одиночному "формату" своего похода, я совершенно, вроде бы не был расположен к какому-либо общению, но почему-то вдруг согласился.
По виду моему новому знакомому было за пятьдесят. Несколько продолговатое лицо с небольшими морщинками, густые темные волосы с красивой сединой, усы и небольшая бородка, в основном седые, и очень живые темно-синие глаза.
Ничего необычного, но все как-то изысканно, тонко, даже, пожалуй, аристократично.
Часто таких людей называют "чеховский" или "тургеневский" интеллигент. Правда, я не раз встречал людей с подобной внешностью, но при этом довольно бестактных и нетонких в общении. Здесь же все на удивление соответствовало, и при этом у меня было странное, впервые мною испытанное ощущение, что "молчальный формат" моего похода в присутствии этого человека не нарушается.
Мы пили вкусный чай - это был какой-то травный чай - с глубоким бархатным вкусом, ароматно пахнущий… Я был мало знаком с травами, и не мог определить, что входило в состав этого чая, но на вкус мне очень понравилось.

Мы оба молча смотрели на озеро. Оно снова было зеркальным и в нем отражалось проплывающее над нами облако, от чего в гармонию красок мягко вплывал новый цвет - белый.
Через минуту облако проплыло, и синева снова заполнила весь экран озера.
На этот раз я полностью позволил себе заворожиться этой картиной.
Мы допили кружки и налили еще. Мне почему-то вспомнилась строчка из раннего Б.Гребенщикова: "Зеленые деревья и золото на голубом".
Я произнес её вслух, а он в ответ вдруг, улыбнувшись, процитировал другую строчку из этого же стихотворения:
- Да, а "нас рисуют красным на сером", - и при этом кивнул на мой рюкзак.
Я посмотрел и разулыбался: рюкзак был действительно серым с красными клапанами. За долгое время использования, я уже настолько привык к нему, что совсем не обращал внимания на его цвета. Он же очень точно все подметил и так здорово это все скомпоновал, что я испытал немалое эстетическое наслаждение и проникся к нему еще большей симпатией.
Мы снова замолчали и возвратились к созерцанию озера. Я в основном не склонен делиться своими переживаниями с окружающими людьми, тем более, посторонними, но буквально через минуту мне захотелось сказать о том, что я почувствовал, когда после своего ремонта, сидел и смотрел на озеро в первый раз. Желание было очень естественным и цельным, а чувство симпатии к этому человеку располагало к доверию.

- Такое ощущение - сказал я, кивая в сторону озера - что сочетание всего этого излучает что-то, и это излучение пронизывает насквозь.
Он оживился, словно бы ожидал чего-то, и оно действительно произошло, при этом он улыбнулся той же улыбкой, что и вначале нашего знакомства.

- И это излучение, - сказал он, как бы продолжая мою мысль, - проходя сквозь, что-то внутри исцеляет, заживляет, восстанавливает. И вместе с этим оно же отсоединяет от городской суеты и круговерти проблем - от всего того, что нас разрушает в самом существенном смысле. При этом он взглянул на меня так, что у меня аж мурашки по спине прошли: я опять словно бы провалился в глубину его глаз, и всё во мне совершенно замерло.

На его слова я ничего не смог ответить, а только слабо замычал в знак согласия.
Я был поражен, насколько точно эти слова описывали мое состояние. При этом я вдруг понял, что, ведь, на самом деле, именно за этим я столько лет хожу в походы и именно это ищу и нахожу на природе.
Так часто, подолгу любуясь ветвями сосен с их замысловатыми извивами, изумрудной молодой весенней травой, величественными очертаниями гор, крутыми отвесами волжских берегов, многими другими элементами природы, я неосознанно открывался этому неведомому излучению, и оно даже без моего осознавания, исцеляло меня от бесконечного хаоса и суеты городской жизни.

Какой-то огромный смысловой объем возник во мне от его слов, и какое-то неведомой глубины понимание возникло в моем внутреннем мире, словно бы озарив его своим светом.
То, что много лет было интуитивно ощущаемым, к чему столько лет я неосознанно тянулся, стремился, шел - вдруг, наконец, открылось внутреннему взору и обрело некую форму.
Эта форма еще была неразличима для меня во всех деталях, но само её наличие переживалось как великое счастье.
Все мое существо было заполнено этим новым пониманием, и это понимание тоже излучало что-то.
Его излучение было едино с тем излучением, что существовало у природы, только оно шло изнутри, возникая из глубины меня самого.
Оно так же зачаровывало и завораживало, погружая в какой-то транс, в котором был незыблемый покой и некий безграничный объем свободы, словно бы я парил высоко в небе и вокруг меня - сверху, снизу и со всех сторон - бесконечное, пустое, ничем не заполненное пространство.
Когда это пространство вдруг открылось, у меня даже возникло ощущение, какое бывает при попадании в "воздушную яму". Меня по-настоящему слегка затошнило, и в первый момент я не на шутку испугался. Я встрепенулся, напрягся, открыл глаза, и только убедившись, что я по-прежнему сижу на земле и на самом деле никуда не проваливаюсь, я успокоился и расслабился, снова погрузившись в свои переживания.
Болезненное ощущение "воздушной ямы" сменилось на совершенно новое и непривычное ощущение "текучести" тела, или даже какой-то его "воздушности".
Это было действительно очень близко к парению - такому, как бывает во сне, когда спящее тело со всей своей массой и гравитацией, спит, не мешая душе жить своей жизнью.
Сейчас же, тело почему-то не мешало происходить этому замечательному состоянию.
Я заворожено наблюдал за происходящим.
Пустота. Пространство. Свобода. Невесомость.
Ничто не теснит, не ограничивает, не сдавливает: ни долги, ни обязанности, ни обстоятельства, ни какие-то идейные ограничения, правила, установки, ни люди, с которыми вынужден быть связанным, хотя бы и хотел не иметь с ними никакого дела... Ничего...
Я чувствовал, что в этом безграничном объеме свободы словно бы расправлялись все сжатые и сдавленные части моего существа. Я чувствовал, что ток жизни вдруг начинал течь там, где он давно не протекал, и где было уже что-то плотно-слежавшееся, закостеневшее, затвердевшее, практически отмершее.
С огромным удивлением я наблюдал за этим процессом, в котором я ощущал себя совершенно по-иному. Такого самоощущения никогда ранее не было. Я ощущал себя не как плотноматериальный объект, но как сложную систему, в которой мое физическое тело было лишь малой частью. В основном же это были различные энергетические поля, очень отличающиеся друг от друга по плотности, емкости и множеству других параметром, детально осознать которые я даже и не мог - настолько это было незнакомо и необычно…
"Воздушность" моего тела все боле "сгущалась" и постепенно тело оказалось заполнено какой-то блаженной расслабляющей субстанцией. Я поставил куда-то рядом с собой кружку, которая до сих пор непонятно почему была у меня в руке, прислонился к рюкзаку и слегка задремал.
Озарение, и переживаемая в связи с ним высота чувств и глубина смыслов, словно бы сгустились в моем теле и стали теплом, негой и каким-то колыбельным уютом.
Я дремал, но слышал, как мой собеседник поставил на пенек свою кружку, встал и снова занялся костром, видимо, продолжая готовить пищу.

Я слышал, как он открывает крышку котелка, что-то в него добавляет и помешивает.
Я снова переживал удивление оттого, что его присутствие совершенно никак ни в чем меня не стесняет.
У меня в жизни не раз случались моменты каких-то глубоких переживаний, и всегда я чувствовал, что присутствие людей, даже друзей-приятелей, стесняет меня в такие моменты, мешая переживать и вынуждая как-то прятать и гасить возникшее переживание.
Такого рода переживания всегда какие-то словно бы не от мира сего - никак о них не скажешь, ни к чему не приложишь... Как будто они приходят и существуют только для тебя одного, а если пытаешься их как-то вынести вовне - они теряют свою глубину, наполненность, интенсивность, в общем, весь свой смысл...
Присутствие же этого человека не мешало жить потоку моих переживаний и осознаний.
Время остановилось, и моя психика абсолютно расслабилась - спешить было некуда и незачем, беспокоиться и тревожиться было не о чем, достигать было нечего. Ведь, в конечном счете, все мы достигаем одного - какого-то глубинного душевного удовлетворения, хотя и каждым по-своему воспринимаемого. Я же находился в состоянии полного и окончательного душевного удовлетворения.

Все мое существо во всей своей разноплановости было абсолютно удовлетворено. Но при этом не было ощущения, что это конец всему, что это завершение, а напротив, было ощущение какого-то великого начала, словно бы целый мир, целая вселенная открылась мне, или, может, открыла себя во мне.
Эта вселенная с одной стороны была мне доныне неведома, а с другой стороны, отчасти знакома по каким-то своим отблескам и отзвукам, возникавшим иногда на моем жизненном пути.
Всю свою сознательную жизнь, по сути, я ловил эти отзвуки, эти отблески - через музыку, через литературу, через глубокое общение, через природу, и вот я соприкоснулся с источником этих отблесков и отзвуков, или, может, этот источник открылся во мне. Хотя слово "источник" в данном случае не совсем подходило. Это слово происходит от понятия "точка", а значит "источник" - "это точка, из которой нечто исходит или истекает". Я же чувствовал именно Пространство. Пространство безграничное и бесконечное, в лучах которого пребывало всё мое существо, всё более настраиваясь на Него, и словно бы, пропитываясь Им.
Ощущение тела то появлялось, то почти совсем исчезало. Тоже самое происходило и с восприятием окружающего: иногда я слышал что-то, иногда уходил вглубь, словно засыпая, но не теряя самоосознания.
Наконец, в момент очередного "всплытия на поверхность", я почувствовал запах пищи, услышал, как мой незнакомец открывает крышку котелка и помешивает его содержимое. Видимо, еда уже или почти готова.
Снова во мне возникло удивление относительно того, что я по-прежнему не чувствовал ни малейшего напряжения со стороны этого человека, ведь по моему виду было совершенно не понятно, долго ли я тут еще пролежу…
Вдруг у меня возникло ощущение, вспыхнувшее во мне какой-то радостной искоркой, что он как-то чувствует или понимает то, что происходит со мной.
Я каким-то образом словно бы настроился на волну этого человека и воспринял его вибрацию. Вибрация была очень дружелюбной. Я понял, что он не знает точно, во всех смысловых нюансах и деталях то, что со мной происходит, но глубина и значимость моего состояния для него очевидны.
Я почувствовал в нем что-то очень близкое и родное. При этом никакого влияния на меня с его стороны не было - это было несомненным.
Я понял, что могу лежать здесь, сколько это мне будет необходимо, и полностью успокоился.

Следующим удивительным открытием, когда я снова погрузился в свои ощущения, было то, что этот безграничный объем, открывшийся во мне, эта вселенная глубины и покоя, переживаемая мною, так же свойственны этому человеку, или, точнее, он сам свойственен им.
Я понял, что переживаемое мною как-то с ним связано, и хотя я и не чувствовал с его стороны никакого влияния, тем не менее, само его присутствие как-то существенно влияло на происходящее со мной.
"Действительно, - подумал я, - все началось именно с его слов, хотя он и сказал их совершенно нейтрально, как бы о самом себе, словно бы просто делясь своим собственным опытом".
Интерес к этому человеку все возрастал. Я чувствовал, что он так же приобщен к этой вселенной, что ему так же ведомы подобные переживания, но при этом он другой человек, со своей судьбой и со своим внутренним миром.
Я наблюдал, что чудесный объем свободы, в котором я находился, неведомым образом сублимируется в мой нарастающий интерес к этому человеку и во мне возникает какая-то "несущая волна", охватывающая все мое существо, подобно той волне, которая охватывает влюбленного человека, когда он спешит на встречу со своим любимым или любимой.
При этом блаженная истома и нега в моем теле, сменились на удивительную бодрость и ощущение легкости, какие бывают после глубокого и продолжительного отдыха.

Я открыл глаза и увидел, что он накладывает себе из котелка еду.
Возвращаясь на место, он заметил, что я смотрю на него, и чуть улыбаясь сказал:
- Кажется, получилось довольно вкусно, можете присоединяться.
- С удовольствием присоединюсь - тоже невольно улыбнувшись, ответил я и полез в
рюкзак за миской, ложкой и всякими прочими "пищевыми принадлежностями" - соль, приправы, сухари и т.д.