|
Материалы
Второго семинара по Второй логике для всех желающих 22-24.10.2004 (Подмосковье)
|
Аня Веприк:
Да, когда было понятно. Что делать, как делать. То есть это диктовалось окружением - было понятно, что правильно, а что нет. А потом - все. И стало непонятно.
Клейн:
У меня стишок есть на эту тему, о том, что правильно, что понятно. Он называется… ну, короче - «Про хорошо и плохо».
Аня Веприк:
Крошка сын?
Клейн:
Да, да, да - Крошка сын. Чего ты так смеешься? Да, у меня есть стихотворение - «Крошка сын». Ну, не совсем так… - там Ложка сын. Ложка сын пришел…
Аня Веприк:
К отцу пришел.
Клейн:
К отцу пришел.
Аня Веприк:
И спросила кроха - плохо?
Клейн:
Плохо? (смех). Плохо…
Ложка сын к отцу пришел.
И спросила Ложка:
Папа… — так… надо же что бы складно было…
Папа! — Лучше ложкой быть или лучше плошкой?
Голос:
Наверное, лучше плошкой.
Клейн:
Короче…
Ты-ды-ды ды-ды ды-ды, черенком постукав,
— Ну вопросик ты задал,
Ну, сыночек!..
(смех). Вот такой вот… То есть до двадцати лет понятно было, а потом что?
Аня Веприк:
Потом наступило непонятное, и я начала, собственно, искать. Ну, я чувствовала, что что-то неправильно в этом «понятно», что как-то оно неправильно.
В процессах поиска я пришла в ДзенРу, ко всем вам, а сейчас вот совершенно не понятно - что правильно, а что нет? Вот совсем, никак. Это, наверно, неспособность проводить границы?
Клейн:
Нет-нет. Если определять кратко и достаточно точно, то это выглядит так:
Пока ты была маленькой, ты пользовалась чужими границами.
Аня Веприк:
Ну, да.
Клейн:
А потом… Твое же развитие не прекратилось в 20 лет? Оно продолжалось, продолжалось, продолжалось — ну, и продолжилось таким вот образом. Смысл такой:
Мы вчера говорили об автоволнах, я ввел такое понятие: «мировоззренческие модели». Так вот, одна из таких мировоззренческих моделей-схем… В философии это называется «онтологические модели». Вот есть философия с большими схемами, а вот — «мировоззренческие схемы». Некоторые, типичные — не хочу говорить «стандартные» — типичные схемы, которые встроены в процессы.
Так вот, процессы устроены так: Одна из схем:
Вот сначала тебе непонятно. Ты входишь в какую-то непонятную зону — тебе непонятно. И начинается такая вот волна — вверх-вверх-вверх — ты движешься по времени, и на тебя сыплется информация — такая, такая, такая. И у тебя на том поле, где непонятно, начинают заполняться ячейки, начинают простраиваться связи — становится понятнее, понятнее, понятнее, понятнее… Насыпается «критическая масса» информации, и становится понятно: «А! Это вот так!»
Но время не заканчивается. Оно продолжает двигаться и информация сыпаться — не заканчивает — она продолжает. И уже насыпается какая-то вот такая штучка на твою мозаику, которая противоречит. Но ты можешь игнорировать ее. Ну что, ну, подумаешь, ну, мало ли… — «ошибка эксперимента»! Потом еще такая, еще такая, еще такая. И вот начинается, вот как на графике, такая нисходящая волна — вниз-вниз-вниз. А потом насыпается такая «критическая масса» новой информации, что все становится непонятным.
Но время не заканчивается. Оно продолжается, информация тоже — и у тебя начинает складываться следующий этап, следующая картинка, следующий слой, следующий масштаб — тык-тык-тык-тык-тык — и все понятнее, понятнее — оба! — все понятно!
Но время не заканчивается, информация продолжает сыпаться (смеется). Ну, если ты посмотришь, что… ну, примерно та же самая ситуация в науке, например:
Вот все понятно — на рубеже 20-х годов ХХ века все понятно… в физике, остаются вот только неясности некоторые там, в этих вот, в электромагнитных волнах. Вот там некоторые неясности, вот это. Баах! Потом рождается квантовая физика в 20-х годах аж целая. «Легкие тучки на небосклоне» — ну, там чуть-чуть. Вот оно родилось, квантовая механика, Эйнштейн, все это и все это очень хорошо, длилось годов до 60-х, потом стало накапливаться, накапливаться. Сейчас полный кризис, сейчас ясно, что описание Эйнштейна — это детский лепет. А это было взрослое описание по сравнению с описанием там Ньютона, где вся эта штука — частности. Теперь ясно, что все это упрощенно. Все совсем не так.
Точно так же, допустим, в экономике — ну, вот возьми любую линию. Вот оно развивалось, развивалось, развивалось, наконец, дошли до высот. О, блин! Маркетинг! То есть развивалось как? Вот сначала, допустим, мы с тобой делаем табуретки. Кто из нас лучше сделал — мир настолько еще простой, что вот ты делаешь хорошие табуретки, я плохие, все движется медленно, постепенно, в известное нужное время, все знают, что у тебя табуретки хорошие, а у меня… — короче, кто из нас лучше сделал, у того и покупают.
Потом таких, как я и ты, появилось побольше, мир усложнился, и уже конкретно тебя могут и не заметить. Ты говоришь: «О! Реклама!» И ты начинаешь рекламу делать — плакаты печатать.
Потом реклама, как прием, как технология, как инструмент, становиться общеизвестной — «Реклама двигатель торговли». И даже я, который делает плохие табуретки, на рекламе пишу: «А у меня самые лучшие табуретки!»
Ты у себя на лавочке пишешь: «Самые лучшие табуретки на этой улице!» — Знаешь эту историю? Рядом пишут: «Самые лучшие табуретки в городе!» Рядом у него на этой улице появляется надпись: «Самые лучшие табуретки в стране!» Рядом появляется следующий и пишет: «Самые лучшие табуретки во вселенной!» Тогда рядом появляется еще один и пишет — «Самые лучшие табуретки на этой улице!» (смех).
То есть, раз вот мы прошли — реклама! — оп, все! — мир усложнился — все! — эта штука не работает. Это я к тому, что «а информация сыпется».
Тогда мы с тобой понимаем: «О! Не просто реклама, а маркетинг». Чем это отличается?
Первый этап, это когда просто ты делала такие табуретки, я такие, какой товар ты сделаешь — рынок настолько не насыщен — так и увидят, так и купят.
Потом — оп! — поднялось. Значит, тогда нужно бить себя в грудь — «вот он я, у меня купите!» Это и есть реклама. Второй этап.
А дальше — маркетинг. Уже все бьют себя в грудь — «у меня купите!» — тогда выходит маркетинг, который есть ни что иное, как «формирование потребностей». Третий этап.
Я должен всякими хитрыми ходами всем потенциальным покупателям внушать, что «ваша задача — купить табуретки вот с такой завитушкой на ножке, вот этого вы хотите!»
И они начинают искать: «а где же реклама табуреток с завитушками?» — так реклама с маркетингом связана, а не просто, что себя бьют громче всех.
Прошло какое-то время — все, маркетинг уже не работает, уже все этому научились, четвертый этап.
Вот сейчас мировая экономика переживает то время, когда маркетинг — не работает. Вот он народился-то 30–40 лет назад. Все. Что такое не работает? Затраты на маркетинг не окупают себя, более тонко просчитали — пустая трата денег. Рекламные бюджеты, маркетинговые бюджеты компаний — сокращаются.
Наука маркетинговая тоже в кризисе: или они изобретут что-то новое, или погибнут. У них тоже свое развитие: сначала энтузиасты, которые прорубили фишку «вот так нужно делать»! И мир попроще был. И можно было продвигать эту новую вещь, «маркетинг», она обладала конкретным качеством — «ни у кого нет, а у тебя есть, ты уже потребности формируешь».
А потом мир изменяется и сама когорта этих «маркетеров»… — по-русски называется «маркетолог», но это неправильный перевод, это «исследователь», умничающий, а по-английски, «маркетер», делатель рынка, делатель рынков, создатель потребностей — сама когорта этих «маркетеров», как они развивались?
Вот мы с тобой, к примеру, что-то изобрели, расписали это в хорошую книгу… — И все, нас уже не интересует! Мы стали известными, мы стали полезны, и нас уже не интересует, чтобы эти «табуреттетеры» лучше продавали свои табуретки, нас уже интересует, чтобы мы лучше свои книги продавали, курсы — да пошли они на фиг!
Аня Веприк:
Ну да!
Клейн:
У нас уже медали, звезды появились, вот мы там будем их сраные табуретки продавать.
Аня Веприк:
Мы будем учить их продавать их сраные табуретки.
Клейн:
(смеется). Конечно! «Пусть они делают „ку“, а мы на них плевать будем» (смех). И вот это все развивается, развивается, развивается. А те, компании, по инерции пробежали 5–10 лет, смотрят — они книжки покупают, лекции слушают, на курсы ходят, деньги тратят, а толку нет. И они начинают задумываться. И тогда или должна появиться новая генерация «маркетеров» и, соответственно, новый вид маркетинга, который связан с деньгами — малозатратный, отслеживающий финансовые показатели, другой подход к этому — ну, чтобы, действительно, продавались табуретки. Или кирдык.
Это я к тому, что это идет, это движется, движется, движется — информация сыплется, сыплется, сыплется…
А у тебя конкретно эта штука, она выражается в том, чтобы… Ты знаешь, чем определяется длительность человеческой жизни?
Аня Веприк:
Нет. (Клейн смеется). Чем определяется?
Клейн:
Длительность человеческой жизни, по сути, в глубине своей, определяется сложностью устройства этого мира, который вот Бог для нас создал. Я поясню тебе.
Фундаментальные свойства этого мира — ну, например, три измерения, линейная концепция времени… Для того, чтобы освоить человеку как-то все эти понятия, представления, инструменты — ему нужно 20 лет. Потом ему еще нужно 20 лет, чтобы это все воплотить на практике, попробовать, пощупать. В 40 лет он будет действовать совсем не так как в 20 — он не так будет мыслить, он не так будет действовать, он не будет бросаться на то, на что он бросался в 20 лет, не будет с такой энергией, он будет более осмотрительно смотреть… Потом у него остается еще 20 лет, чтобы планировать — не от слова «план», а от слова «планер». Не важно, на каком уровне — министр или бомж — он заканчивает свой период самостоятельной практики — вот с этого уровня и «планируй». И еще 20 лет в качестве такой вот бесплатной нашлепки, такого дополнительного подарка.
Вот этим определяется. И для того, чтобы ему этот весь мир в себя впитать, ему нужно 20 лет. И это не зависит от количества… ну, короче, это не связано с тем, что мир, допустим, не на 10 тысяч километров, а на 100 тысяч километров. Он всегда внутри своей сферы. Это не зависит от того, такие знания или такие. Потому что он живет внутри сферы вот этих знаний, скоростей. Если бы было 7 измерений или нелинейная концепция времени, блоковая — мир бы был сложнее, но подход остался бы тем же. Нужно было бы, просто, побольше времени — например, 50 лет. Ну, какая, хрен, разница — 20 лет, 50 лет? Было бы то же самое. Те бы 50 лет воспринимались бы как эти 20. Разницы нет.
Поэтому оптимум лежит вот в этом — 20 лет. И 20 лет определяются не оборотами Земли вокруг Солнца. Это мы так «меряем» время. А время «определяется» — нашими процессами внутренними. Метаболизмом. Скоростью прохождения нервного импульса по волокнам, скоростью обмена веществ, то есть — «мы вот так воспринимаем время».
Ты же, наверно, обращала внимание на тот удивительный факт, что наше восприятие времени очень точно подогнано к физическим законам этого мира?
Если бы мы воспринимали в 1000 раз быстрее, то вот эта вот штука бы (берет какую-то штуку) — она падала, падала, падала… а ткань горела бы под нашими пальцами. Мы бы жили в другом мире.
Если бы в тысячу раз медленнее, то нас придавливали бы камни, обломки.
То есть, мы очень точно сбалансированы под «вот как нужно воспринимать мир с этими физическими законами».
Вот, и, соответственно, тут очень важно сказать. Да, вот в среднем, статистически, нужны 4 таких цикла: набраться, проверить на практике до чего можно добежать, какие-то там результаты выбрать, и на этом закончить. Закончить либо воспользоваться плодами какими-то. Ну, и еще там — бонус.
Понятно, что в идеальном случае эту штуку можно менять. Так растягивать, так, так, так. Соответственно, желательно растягивать вот эту среднюю часть — от двадцати до сорока.
Растягивать ее за счет уплотнения, за счет быстрого прохождения. За счет того, что уплотнить, поместить сюда не «стандартный пакет опыта», а вот такой (разводит руками), ну и там…
А так вот, в принципе, вот так вот. И для большинства людей — набрался, «стандартный пакет», ну и, в общем-то, достаточно. Они не бегут в 40 лет так же увлеченно, как в 20 — им хочется закончить.
Аня Веприк:
А почему ты сказал «непонятно»?
Клейн:
Потому что 20 лет — это тот этап, когда ты набирала вот этот опыт, изучала мир, ты впитывала шкалы, ты впитывала чужие шкалы, ну, соответственно, это все ясно и понятно — что говорит мама, что учитель говорит, что еще что-то в книгах прочитала. То есть вот — все ясно, все как-то раскладывалось, сознание как-то работает. Вот появилось, вот ты набрала это. И в этом смысле ты как бы родилась заново.
Вот здесь ты родилась «в первый раз» — физически — в тот момент, когда ты ничего не знала, и вот ты в этом мире пыталась сориентироваться.
И на рубеж 20-ти лет ты вышла уже с сознанием, пониманием, опытом — целая система — здесь ты «родилась заново».
Теперь для тебя то, что «все бьют в грудь» и «везде реклама» — это стандартная ситуация, начальная позиция. Теперь ты на этом поле должна начать прорастать, осваиваться. Ну, чтоб было понятно:
Вот ты дошла, допустим, до «вершины», когда смотришь — ну, ничего можно не делать: все фигня, все ты поняла, все ты просекаешь, все это видишь. Это то, что я называю «вершиной мудрости», то есть исчезли разрывы в сознании — все тебе понятно. Но если ты продолжаешь дальше, и понимаешь, что это так вот устроено, что «нужно дальше» — то эта штука, эти «вершины мудрости», становятся «низинами вершин мудрости». Ты как бы заново нарождаешься в новом слое, в том слое, что «ты все знаешь, все понимаешь, все можешь и ничего делать тебе не нужно». Это становится для тебя «стандартной ситуацией» — обычной, привычной ситуацией, естественной средой, в которой теперь тебе жить. Что такое физически, это «нарождение»? — Ты знаешь, что «это все фигня, туда не надо», отсутствуют привычные мотивации, желания. Ты находишься вот в таком состоянии: «зз-ззз-зз!..» Ты не можешь ни туда, ни сюда — никакого действия. Мало того, ты понимаешь, что вот так сидеть и вот так «зз-ззз-зз» — это глупо. И во всем этом ты должен начать как-то жить — это как родиться. Потому что когда ты рождаешься в физическом смысле — это тоже неприятная ситуация. Ну, там ты сидел, тебе по шлангу еда, водка, колбаса, сардельки, сигареты — все. (смех) Ходить не надо, тебя возят (ржач). Все ясно. Тут — опа! Родился, сидишь — зз-ззз-зз! — Надо учиться (смеется). То есть я тебя поздравляю — ты становишься взрослой!
Если бы ты была тупее… Существует два вида «взрослости»: один — стандартный вид взрослости. Это выглядит так: вот человек находится… — представь, в фильме «Газонокосильщик» был хороший образ, когда он метался внутри запертого шара с шестигранными ячейками, «закрыт доступ!» — Так вот, человек, пока он лет до 20-ти — ему этот путь открыт, этот путь открыт, этот. И вот он начинает: туда ткнулся, по морде получил — туда, обломался — туда, плюнули. И вот он становится «взрослым человеком», который выглядит так. Он сидит внутри комнаты — не в такой красивой как в «Газонокосильщике», а больше напоминающей какую-нибудь кухню, где несколько дверей — стены заколочены, «да знаю я, это не туда, это не туда»… Вот одна дверь — на работу, другая дверь где жена, третья где пожрать. А вот что-то еще. Все остальные двери закрыты.
Аня Веприк:
Но ведь он сам себе это выбрал?
Клейн:
Да, он сам себе все закрыл, потому что — там он неловкий, там он еще что-то. Но он в полной уверенности, что он взрослый, что он все знает, что это все — идеализм, идиотизм, сказки. И вот он там сидит.
Другое дело, что когда находится такой человек, такие силы, такие ситуации, которые выдергивают его — ну, хоть чуть-чуть, что давай, например, попляшем, ну, не важно, водки там налить или в какое-то хорошее место привезли — в этот момент он раз, обрадуется и сам себе удивляется, во, блин! Веселье, как здорово, потом — оп! — опять туда. И вот эта вот «взрослость» — она основана на обломах и на сидении в этой вот комнате.
И есть другой вид взрослости — когда ты эту дверь открыл, эту дверь, эту… И у тебя вместо «комнаты с нераскрывшимися дверями» — целый вот такой «центр управления»: целая куча дверей, за которой целые миры.
Ну, естественно, понятно, в какую сторону бежать, двигаться. К какой взрослости нужно стремится.
Так вот эти взрослости друг от друга отличаются. А от детства они отличаются таким образом, что в той концепции взрослости, нужной — там ты должна сама все определять. Сама рулить, сама определять, что такое хорошо. Что такое плохо. Создавать свои — ну, структуру — каркасы, стеночки… — Вот этого всего своего пространства структуру.
Если бы тупее, глупее была, я с этого начал, твое бы стереотипное мышление, внешние шкалы — переросло бы во «взрослость» первого рода. То есть шкалы, по-прежнему, стереотипные, но еще более уплотнившиеся, зацементировавшиеся. Число путей и проходов уменьшилось бы, естественно.
Ну, а если ты не тупая, то у тебя, понимаешь, не получается жить так — сидеть и считать, что все нормально, делать вид.
А вот ту штуку — «центр управления» — ты еще пока не создала. Ты где-то на переходе. Поэтому «непонятно» — или здесь, или здесь, или здесь? — то есть непонятно, тебя вот плющит. Это называется самоопределение. Именно это называется самоопределение. Именно это самый сложный процесс.
Научиться каким-то навыкам, впитать какую-то информацию, приобрести какие-то знания гораздо проще, чем самоопределиться.
На другом языке это называется «понять, в чем смысл жизни» или «познать самого себя». Или на другом языке — «просветлиться», ну, что-то там…
Когда у тебя есть какая-нибудь ярко выраженная черта — например, ты играешь на балалайке и с детства любишь это делать — то, как и все в этом мире устроено, ты получаешь одновременно и плюс, и минус. Плюс заключается в том, что у тебя нет проблем, чем заниматься, потому что «все свободное время я уделяю любимой балалайке».
Аня Веприк:
СМинус заключается в том, что остальные двери закрыты.
Клейн:
Совершенно верно. Ты проиграешь столько — ну, сколько у тебя там это будет? — ну, допустим, одну жизнь, вторую, третью. Потом — если принять теорию реинкарнации — потом ты думаешь: ну, ладно, ну, балалайка, надо писать «Войну и мир»…
Аня Веприк:
Но это тоже бесконечность.
Клейн:
Совершенно верно. Поэтому любая конкретная штука, которая «выпирает», она имеет свой плюс — она является «щитом», который тебя закрывает от таких вот мыслей неопределенных. Но она является, одновременно, «барьером», который не пускает твое дальнейшее универсальное развитие.
У тебя очень хорошая ситуация. Мы вчера с Ромой разговаривали, он говорит — о, говорит, классная мировоззренческая модель, классная концепция. Мы с ним говорили о том, что вот Бог, который вот как-то. Ситуация — вообще!.. Смотри: все знаю, все умею, все могу. Вишу один, как собака, в темноте, и никого рядом нет — идеальная тюрьма. Все, что он может сделать — это или харакири и небытие или попытаться изменить эту ситуацию, перейти в какое-то другое состояние.
Перейти в другое состояние можно, только действуя. И вот он начинает изобретать: за эти 6 дней я создам вот это, потом вот это.
То есть, насколько я просекаю, его план заключается в том, чтобы вот этот вот «шарик», он стал состоящим из отдельных «маленьких шариков», которые, одновременно, вместе могли быть как один большой. И, одновременно, они как отдельные эти, которые между собой — «ля-ля-ля-ля-ля», что-то там. (смеется) Ну, по крайней мере, если это не окончательный для него выход, то хотя бы промежуточный. (смеется)
Самбул:
Семь миллиардов…
Клейн:
И семь миллиардов… ну, да — 15 миллиардов. Сейчас еще время интересное тем, что… вот есть — «и все мертвые восстанут». Так вот, сейчас на земле живет — вот души все там переходят как-то… — короче, на земле живет ровно столько народу, сколько жило за всю историю человечества. Все восстали.
Аня Веприк:
А!
(шевеление и смех)
Клейн:
Да-да. Я говорю — скорее всего, мы присутствуем на заключительном гала-концерте, то есть билеты в первом ряду. Да-да-да. А! Вот. — Так что надо стараться! (шум и смех, Самбул что-то говорит непонятно)
Надо стараться, надо успеть. Надо успеть самоопределиться. Жалко, что тут нет Ольги Шотландии, которая — ну, правда она бы ничего не сказала — которая 5 месяцев ходила коричневая, чуть ли не черная, лицом, когда в Москву приехала. Я пытаюсь ей сейчас говорить — она — не, не помню. Вот Аню, Аня, ты…
Аня Зыкова:
Я помню.
Клейн:
Про Олю Шотландию?
Аня Зыкова:
Нет, про себя — как я ходила с коричневым лицом.
Клейн:
Пару слов скажи об этом молодым начинающим ходокам.
Аня Зыкова:
Ну, я пришла работать в газету «Пятое измерение», я пришла, мне было непонятно, что делать, Клейн говорит, делай вот это, но мне было непонятно вообще, зачем я сюда пришла, я ничего не умею, у меня ничего не получается.
Клейн:
Видишь, как в жизни?.. — Сколько прошло времени? Два месяца, три, четыре?
Аня Зыкова:
Месяца 3.
Клейн:
Угу.
Аня Зыкова:
Ну, а потом определилась как-то, ну и там. Ну, был период, когда вообще — плохо…
Клейн:
Вот тут важно, что был период, когда плохо, что потом самоопределилась, что не так, что этот период кончился, а потом — опа, самоопределилась! Там стадии, там итерации, процесс.
Но важно, что есть начальный, когда вообще вот, и что есть, в общем-то, результат, что вот это. Ну, то есть — страдание, причина страдания, путь избавления от страдания, отсутствие страдания — ну, классика. (смеется) И еще я хотел твою мысль зафиксировать — последнее, что ты сказала?
Аня Зыкова:
Сказала, что через это надо переться.
Клейн:
И через это надо переться, то есть намерение должно быть не сдаваться. Я тут уже пару раз рассказывал потрясшую меня историю, еще расскажу, есть такая группа — «Би Джиз», кто-нибудь знает эту группу?
Самбул:
Старенькая группа.
Клейн:
Ну, да, «Би Джиз», очень известная. Это там, по-моему, два брата и их сосед. Или, там, 3 брата — один двоюродный — не знаю, но они появились еще во времена «Биттлз», на несколько месяцев позже. И даже они ездили в ту кафешку — они запели, стали известными, ездили — и приехали в ту кафешку, где «Биттлз» выступали, с битлами познакомились, то есть все, и сами что-то пели, они достаточно известны по всему миру.
Самбул:
Песенка есть.
Клейн:
Споешь?
Самбул:
Не, запись.
Клейн:
О! Поставь, пожалуйста. И они очень хорошо выступали, стали известными, двадцатимиллионные гонорары, у них наступила самостоятельная жизнь, они стали пить, курить. Вот. И они спились полностью. Но к этому времени они уже стали известными, какое-то количество дисков, купили особняк, роллс-ройс. Вот они туда залезли и просидели в этом особняке лет 10. И у них нашлись силы, что бы себя восстановить, отказаться от наркотиков, и записать диск через 10 лет. Выйти опять из этого… О! какая песня у тебя есть, сто лет ее не слышал. «Массачусетс» (играет песня, Клейн поет, «Мааааассачусетс»)… Вот. И когда они вышли и расправили крылья и стали вот так вести себя хорошо, аглийская королева их тут же — хоп! — орден вам, за культуру — ну, она хорошая девушка, королева.
И она им к этому ордену, еще подала им конвертик такой, в котором лежал оригинал записки Черчилля, он у нее там в домашнем музейчике, и она им, значит, вот то, что Анечка сказала — «надо переться». И там Черчилль своей рукой в каком-то там году написал: «Никогда не сдаваться. Точка. Никогда не сдаваться. Точка. Никогда не сдаваться. Точка».
Аня Веприк:
На этот счет мне очень нравиться картинка в Интернете — там, где цапля ест жабу, а жаба в этот момент… www.nadprof.ru/humor/gallery/jaba.shtml
Кто-то:
Продолжение видели, картинку?
Клейн:
Нет.
Кто-то:
Сидит жаба, толстая, в кресле качалке и на фоне, на стенке, висит у нее эта картинка в рамочке.
Клейн:
Как почетный уже диплом. Воспоминание. (ха-ха-ха)
Аня Зыкова:
Вот, а потом, просто… Просто, у меня сейчас опять такой период, только у меня лицо уже не коричневеет, но мне сейчас опять надо самоопределиться.
Клейн:
Аня знает уже, что такое «взрослая жизнь», она уже получила какой-то опыт, пару слов еще.
Аня Зыкова:
Ну, ничего, первый раз страшно, а потом там, другие страхи.
Клейн:
Тебе как женщине должно быть это понятно
Аня Зыкова:
Просто другие страшные вещи.
Клейн:
Блин, какой юмор! (смеется)
Аня Зыкова:
Но никогда не сдаваться, да.
Клейн:
То есть, это потом опять — так, так, так. Но раз у тебя есть опыт прохождения одной волны и, тем более, двух — ты уже прешься. Если у тебя была какая-то — ну, большой очень «даун», ну, совсем уже «жопа» полная, вот полнейшая — так это хорошо. (кто-то смеется)
«Очень» — меня поправляют — «очень хорошо». Потому что, когда дальше, ты уже сравниваешь не просто там с чем-то, а с «жопой»! И видишь, что все у тебя хорошо. (все ржут) А наоборот — у тебя ого-го! Да, есть опыт!
Аня Веприк:
Спасибо, Клейн!
Клейн:
Да, просто я тебя поздравляю, у тебя началась взрослая жизнь. Тебя ждут впереди большие успехи. (все ржут)
Аня Веприк:
Спасибо.
Клейн:
Это был твой единственный вопрос?
Аня Веприк:
В общем, да.
Клейн:
Ну, короче, все нормально. И мало того, через какое-то время пройдет — если переться и не прекращать. Тем более, что ты не одна, тут уже есть люди, которые с каким-то опытом, готовы тебе передавать, которые любят тебя, хорошо к тебе относятся. Это уже легче.
октябрь, 2004
| |
Выражаю свою благодарность Маше Ларсен larsenn@yandex.ru ,
взявшей на себя труд перевести в текстовый формат аудио-запись
лекции со Второго семинара по Второй логике на благо всех живых
существ и к радости всех бодхисаттв-махасаттв. А также всем, кто
верстал, правил, ставил и редактировал! Привет! Клейн.
|
|